Вы поступаете в мое распоряжение, - произнес он, не нажимая ни на одно слово в коротком предложении, имевшем по смыслу значение приказа. - Всем сесть и написать родным, что переводитесь на другой фронт и в другую войсковую часть, номер полевой почты пока неизвестен. Приступайте.
Алеша заточил о край стола химический карандаш, я достал пузырек с чернилами. Один Григорий Иванович бездействовал.
У меня нет родных, - заявил он.
Тогда напишите товарищу Сталину… Или он вам - не родной?
Калтыгин как сидел на табуретке, так и продолжал сидеть, не желая подчиняться. На него и раньше накатывали приступы неповиновения, ори на Григория Ивановича, матери его и облаивай - наш командир с места не двигался и рта не раскрывал.
Я - летнаб, - представился всем авиационный, воздушный, но не прозрачный капитан, он же летчик-наблюдатель, и без рывков или движений переместился к табуретке, на которой восседал непокорный Калтыгин. Замер перед ним. И вдруг издал сдвоенный звук, за пределами октав, а затем молниеносно вышиб из-под него табуретку.
Произошло чудо. Калтыгин продолжал сидеть - но не на табуретке, а неизвестно на чем. На воздухе, наверное. Тело покоилось в пространстве уступом. Мы вскочили с лавки и бросились к Григорию Ивановичу, чтоб подхватить его тело. Подсунули руки под его мышки, но командир наш будто окоченел, и только после пронзительного вскрика летнаба мышцы Калтыгина обрели эластичность, а тело - вес.
Как будто ничего не произошло, Григорий Иванович, посаженный на лавку, сказал миролюбиво:
Товарищу Сталину пусть маршалы пишут… Образцы почерка тебе нужны? - деловито осведомился он у нового хозяина, который не счел нужным ему ответить.
Что-то все-таки Калтыгин написал… Под окнами уже стояла полуторка. Мы полезли в кузов, капитан - в кабину. Ехать было удобно, сидели мы на тюфяках, одеялах и подушках. Два часа нетряской езды - и мы въехали в лес. «Пионерлагерь №8 Наркомзема», - прочитали мы на арке. Окна бараков заколочены досками, многоголосый щебет птиц заглушал мотор полуторки, летнаб указал на легкий дощатый домик, где в далекие сладкие времена спали пионервожатые. Мы переоделись в б/у третьей категории, то есть в рванье, подобранное, однако, по росту. Получили красноармейские книжки с татарскими фамилиями. Пищу, сказал летнаб, будут привозить трижды в сутки и оставлять ее у арки, туда же следует сносить пустые котелки и бачки. Оружие применять только для самообороны. Расположение пионерлагеря не покидать. «До завтра!» - крикнул летнаб из отъезжавшей полуторки.
О табуретке, вышибленной из-под него, Григорий Иванович не вспоминал. Да он, наверное, и не знал, что в течение нескольких секунд тело его опровергало все законы физики. Шагом рачительного хозяина обошел он пионерские жилища, заглянул в домик, проверил воду в ручье, развернул карту, сориентировался. До Москвы не так уж далеко, на денек-другой можно отпроситься в столицу.
Во многих гнилых местах - знали мы - перебывал Григорий Иванович Калтыгин, осваивал их успешно, в разные одежды облачался, идучи на задания, к бутафории и бутафориям стал привычен, - и уж ему-то не пристало удивляться превратностям судьбы, тем более что не так-то уж плохо все вокруг выглядело: крыша над головой есть, жратву обещали подвозить, в наркомземовский пионерлагерь этот ни один заброшенный через фронт немец не сунется. Не крындинская изба, конечно, с хозяйскими щами.
Однако Григорий Иванович насупил густые брови, подозвал нас к себе и как-то жалко выдохнул:
Ну влипли!..
Учитель находит Ученика. - Экзамен на аттестат диверсионной зрелости
Летнаба этого мы прозвали Чехом. Никаким авиатором, конечно, он не был, хотя несчетное количество раз подбирал парашютные стропы, мягко опускаясь в намеченной точке земного шара. Служил он, по нашим догадкам, где-то на пересечении трех или четырех наркоматов, должности не имел, а просто консультировал тех, на ком останавливался выбор начальства. Его и Маньчжуром можно было прозвать, что-то восточное проглядывало в облике, в Харбине и Мукдене он бывал, тамошнюю эмиграцию знал досконально. И в Испании воевал, кое-какие испанские словечки проскальзывали в речи, он намеренно обнаруживал некоторые частички своей бурной биографии. Готовя нас к худшему, он рассказал об уязвимых точках главных тюрем Европы, и однажды, повествуя о Панкраце, пражской тюрьме, водя пальцем по схематическому разрезу этого заведения, заметил: «Вот этот коридорчик, запомните, очень любопытный, в конце его - звуковая яма, и что случится за поворотом - здесь не слышно, чем я и воспользовался…» С этого признания и стали мы называть его Чехом.
Поначалу мы видели его редко. Дюжина инструкторов сразу заслонила его, увела в тень. Строго по расписанию приезжали они воспитывать нас. Очень продуктивно научились мы стрелять из всех видов оружия, включая английское и французское, водить автомашины всех марок, познакомились с немецким бронетранспортером. Бывали дни, когда мы не слезали с мотоциклов, сам Чех приезжал на «цундаппе», глушил его, оставлял в кустах неподалеку от домика и возникал вдруг так, что казалось: он и ночевал здесь. После грубой обработки сырого материала Чех приступил к шлифовке подопытного контингента. Мы познали костодробительные и мышцераздирающие приемы при контактах с хорошо вооруженными людьми.
Несколько дней подряд мы ни на секунду не расставались с оружием, мы спали в обнимку с автоматом, мы ели, в одной руке держа ложку, в другой - гранату, мы поливали водой из ручья не столько себя, сколько навешанное на тело оружие, и настал час, когда в разных местах и в разное время сделанное оружие стало как бы рожденным вместе с нами, оно еще придано было нам в утробе матери, мы покидали чрево, оглашая мир младенческим криком и очередью из «шмайссера». За эти три недели мы освоили то, на что в мирное время ушли бы годы, и «шмайссер» стал мне так же привычен, как ученическая ручка с пером «88».
В один из приездов Чех вывалил на стол в домике более сотни железок, разобранные пистолеты всех систем. Он завесил окна накидками, завязал нам глаза и предложил на ощупь собрать из груды металла то, что сможет стрелять. Мы трудились два часа, отличился Алеша, скомплектовав румынский «мобель» и польский «вис». У меня получился «вальтер» и ТТ, успехи Григория Ивановича были скромными - всего «браунинг». Что таилось еще в горе деталей на столе - о сем ведал только Чех.
Кто из нас на что способен - это он узнал скоро, помог ему случай. Чех, возможно, специально подстроил его, когда решил однажды прогнать нас через полосу препятствий, на которой пионеры и пионерки сдавали нормы ГТО. Чех несколько усложнил полосу, разбросав на дистанции бега пустые бочки, мотки колючей проволоки да набив гвоздей в доски и бревна. По пояс голые, мы выстроились, я оказался самым маленьким, был короче Алеши на три сантиметра. С меня и начал Чех, сказав «Алле!» и щелкнув секундомером. Между мною и бревном, первым препятствием, радужными пятнами противно поблескивала лужа, у которой час назад стояла полуторка. Мочить и грязнить в луже брезентовые сапоги свои я не хотел, поэтому обежал ее, взлетел на бревно, побалансировал на нем, спрыгнул, покрутился на перекладине, побежал по трассе, издали примериваясь к доскам, упал, пополз, схватил пустую бочку и бросил ее в яму, бочка стала опорою, я одолел яму, так в нее и не свалившись. «Две минуты сорок три секунды!» - провозгласил Чех, когда я вернулся на исходную позицию. Сказал, однако, что еще пять секунд сброшено будет с моего времени, ведь я бежал первым и Бобриков учтет мои ошибки. «Алле!» - И Алеша рванул вперед. Лужу с блестками нефти он обогнул не справа, как я, а слева, где посуше и потверже, выиграв у меня несколько секунд. О расположении гвоздей на бревне он узнал по частоте моих скользящих шагов, ширину канавы определил заранее по разбегу.
Две минуты тридцать четыре секунды, - констатировал Чех и дал знак следующему, Калтыгину: - Алле!
Две минуты двадцать секунд - определил я заранее время Григория Ивановича, и начало бега подтверждало мой расчет.
Тремя бросками, тройным прыжком Калтыгин перелетел через лужу, напрямик, кратчайшим путем устремляясь к бревну… Восхищение было во взглядах, какими мы обменялись с Алешей. Григорий Иванович перепрыгнул, можно сказать, не столько лужу, сколько психологический барьер, неоглядной смелостью выгадав пятнадцать секунд. На бревно он взлетел так легко, что я загодя укоротил его пребывание на нем секунд на пять и глазам своим не поверил, когда Григорий Иванович, летящий на побитие рекорда, позорно шмякнулся на землю. Бревно ему удалось проскочить только после третьей попытки, а при соскоке с перекладины он кувыркнулся, не устоял на траве и боком повалился на нее.
Алеша горько вздохнул и приподнял ногу. Да я и сам понял уже, в чем ошибка.
Подошвы сапог Григория Ивановича, не пожелавшего огибать лужу, были замочены и заскольжены, те пятнадцать секунд, что выиграл он, растерялись на бревне, загубились частыми падениями на трассе пробега. Более того, он проколол гвоздем ногу.
Итог плачевный: три минуты одиннадцать секунд. Мы сдержанно позлословили над «товарищем Яруллиным» - кажется, под такой фамилией значился Калтыгин у инструкторов. Ждали приговора Чеха.
А тот впал в глубокое раздумье, в отрешение от сегодняшних и завтрашних забот. Он молчал - вжатый в себя, в полном сосредоточении на мысли, имевшей для нас - мы это понимали - решающее значение. Он размышлял - он, равнодушный ко всему, к вещам и людям, человек с особым устройством желудка, потому что никогда не видели мы его потребляющим пищу, - приезжал к нам рано утром, покидал нас поздним вечером, на обед и ужин приглашали мы его, а он всегда отказывался; ладошкой зачерпнет воды из ручья, пополощет ею рот - вот и весь суточный рацион мужчины.
В руке Чеха продолжал тикать запущенный им секундомер, определял он, видимо, скорость чего-то другого. Наконец он щелкнул, выключая его. Поднял на нас глаза. Они, что нас уже не удивляло, бывали голубыми, карими, серыми. «Хорошо…» - промямлили бескровные губы. В этот момент и решилась наша судьба, о чем позднее признался мне Чех. В способе, каким Григорий Иванович преодолевал трудности, им же созданные, наш наставник (и мой Учитель) увидел знамение эпохи, точное и крайнее выражение мудрости времени: всегда и во всем действовать наикратчайшим путем, грубо и прямо, ни в коем случае не учитывая возможных последствий, и чем эти последствия тяжелее, тем лучше для дела, потому что только в безвыходных ситуациях оправдывается подобная логика борьбы и противостояния. Размышляя о нашем будущем, не мог не знать Чех и о том, что группа наша, оставив в болоте пленного живым и отрываясь от немцев, несколько суток молчала. Мы нашли единственно правильное решение, так ни разу не раскрыв рот. Одно лишь то, что мы, такие разные, могли поступать и думать вместе, предопределяло успех. Мы дополняли друг друга, составляя единое целое. В нашей троице воплотился идеальный образ давно лелеемого Чехом всесокрушающего коллектива, где роли каждого, очертившись зыбко, могли исполняться любым. (Лет через тридцать с таким же тщанием тренеры начнут подбирать хоккеистов для ударной тройки нападения.)
Хорошо… - еще раз промолвил Чех и повел меня в лесную чащу. Приказал встать на пенек и раздеться догола, после чего внимательнейше изучил - зрительно, обонятельно и тактильно - мое тело, заглянув даже в задний проход. Прощупал все мышцы, кончики его пальцев касались неровностей моего черепа, поглаживая каждый бугорочек. Десять, пятнадцать минут длилось это штудирование, Чех то приближался ко мне, то отходил, делая круги. Подошвы мои приятно ощущали срез ели, понадобившейся наркомзему и спиленной им. Был полдень 14 июля 1942 года, года еще не прошло с того момента, как я, крохотный листочек, ураганом сорванный с вечнозеленого людского дерева, не раз прибиваясь к земле, не раз же и взмывал к небу, чтоб в нежной духоте воздуха мягко опуститься на косой спил. Музейным экспонатом стоял я на солнцепеке - в младенческой наготе, вдыхая запахи перегретых древесных стволов, ароматы нескошенных трав и внимая рассуждениям Чеха о превосходстве голого человеческого организма над человеческим же телом, с макушки до пят увешанным пулебросающими приспособлениями. На руках сражающихся людей - около пятидесяти миллионов единиц легкого стрелкового оружия. Люди эти стреляют друг в друга, они убийцы, не несущие наказания. Они кажутся себе всесильными. Но они немощны, они безоружны перед человеком с голыми руками. Они мгновенно теряют свои боевые навыки, сталкиваясь с теми, у кого нет ни пистолета, ни винтовки, ни автомата. Они даже стреляют в безоружных не целясь и чаще всего - мимо них. Самую острую опасность для вооруженного человека представляет как раз безоружный, чем надо и пользоваться. У безоружного человека выбора нет, если он, конечно, не стал безоружным ради плена… Мне, внушал Чех, надо сполна использовать отпущенные природою данные, и прежде всего то, что выгляжу я незрелым мальчиком, недоразвитым, никто не видит под моей гимнастеркой превосходной мускулатуры…
Приказано было одеться, что я и выполнил. Теперь мы шли по лесу, не выдавая себя ни шорохом, ни дрогнувшей веткой, ни вспугнутой птицей.
Вот береза, - сказал Чех. - Ты видишь ее, белоствольную, зеленолиственную. Но зажмурь глаза, представь себе, что перед тобою - ель. Представь, вызови в воображении образ ели, держи этот образ в себе и начинай, открывая глаза, вмещать образ в реальную березу. Подмени березу елью. Это трудно. Но тренируйся каждый день. Ты воспитаешь в себе то, что я разовью потом до умения предвидеть, до способности предвосхищать. Тренируйся, учись. И твой противник будет предумерщвлен… Взгляд! Взгляд! - вбивал Чех в меня слова, будто вонзал копья. - Ты должен вогнать в соперника эпизод из ожидаемого тобой будущего, пусть он увидит себя пронзенным пулею, истекающим кровью… Пусть он вступает в схватку с тобою, подавленный мыслью о невозможности победить тебя!..
Девять - утробных, так сказать, - месяцев прослужил я в армии и понимал, что главное в службе - знать, в каком порядке высятся над тобою начальники. Чех был выше всех, и Чех устроил нам изуверский, иного слова не подберешь, экзамен.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
Большинство из вас даже не имеет понятие, что значит эта профессия. И в этом нет ничего странного, ведь профессия летчика-наблюдателя (сокращенно — летнаба), одна из самых редких в мире. И так, кто же он? Все по порядку.
Зачем он нужен?
Летчик-наблюдатель – это специалист лесного хозяйства, имеющий начальную штурманскую подготовку для выполнения в составе летного экипажа воздушного судна. Иными словами, летнаб летает на воздушном судне для мониторинга наших лесов. При возникновении лесного пожара организовывает его тушение, определяет необходимые для этого меры, доставляет к месту парашютистов-пожарных или десантников-пожарных и ведет немереное количество бумажной документации, как в полете, так и на авиаотделении.
Как стать летнабом?
Это целая эпопея. После школьной скамьи нужно понять, что судьба лесного хозяйства в твоих руках. Профессия требует, как минимум получить средне-техническое образование лесного специалиста. Это для знаний. Быть психологически устойчивым и пройти врачебно — летную экспертную комиссию (ВЛЭК). Это для подтверждения крепкого здоровья. Далее, нужно устроиться в региональную базу авиационной охраны лесов и проработать там не менее одного пожароопасного сезона десантником-пожарным. Это для опыта. Следующий этап – 9-ти месячные курсы первоначальной подготовки летчика-наблюдателя, которые проводят в Центральной авиабазе страны (и всего бывшего Союза) в городе Пушкино Московской области. После успешного окончания курсов выдается летное свидетельство летчика-наблюдателя, с которым и начинают эту замечательную профессию.
Простая ли эта профессия?
Профессия летнаба обширна. Специалист обязан знать географию своего бескрайнего охраняемого района вплоть до развилки ручейков и лесных троп. Важно знать основы ведения лесного хозяйства, ведь не имея понятия, как растет лес, специфики его использования и природы лесного пожара, летнаб не сможет предугадать развития огненной стихии, а следовательно, не сможет правильно применить тактику тушения. От этого зависит не только целостность лесного фонда, но и человеческая жизнь. Не редко парашютно-десантным командам приходится идти в самый настоящий бой с разгулявшейся стихией, и тут важно продумать наперед каждую мелочь.
Мало того, перед тем, как сесть в воздушное судно, пусть это будет Ан-2 или Ми-8, летнабу необходимо продумать, куда лететь, как лететь, зачем лететь и с кем лететь. Для этого выполняется штурманская подготовка. В ней рассчитываются параметры предварительного маршрута полета в зависимости от погодных явлений, намеченный план действий и загрузка ВС.
Есть ли издержки?
Конечно, эта профессия вызывает романтику. Бескрайние лесные просторы, ленты горных речек, высокие горы иногда отходят на задний план, когда за каждый вылет, тем более связанный с тушением лесного пожара, нужно оформить большое количество документов – бортжурналы, заявки на полет, списки груза, схемы пожаров и т.п. и т.д. И еще. Наша профессия не самая высокооплачиваемая…Все это, правда, мелочи, ведь — это настоящий энтузиаст, любитель живой природы и профессионал своего дела.
Если у вас возникли вопросы — спрашивайте! Пишите свои комментарии и подписывайтесь на новые статьи.8-11 августа с. г. мной было проверено состояние готовности Карельского укрепленного района и боевой подготовки 7 мотомехкорпуса и 200 авиабригады Ленинградского военного округа.
Карельский укрепленный район. Состояние долговременных сооружений - хорошее. Гарнизонами КАУР"а проделана большая работа по маскировке ДОТ"ов и расчистке участков обстрела. Связь между батальонными и ротными районами работала безотказно. Боевая подготовка гарнизонов - вполне удовлетворительная. Начальствующий состав и бойцы хорошо освоили службу в ДОТ"ах и основательно знают свои районы. Проведенные мной боевые стрельбы - индивидуальные в 15 отд. пул. батальоне и роты в 1 отд. пул. батальоне - дали высокие результаты, что свидетельствует о хорошей подготовленности бойцов и умении командиров управлять огнем. Успех стрельбы в значительной степени обязан прекрасной работе 1 фототеодолитного отряда (командир отряда т. Калашников ), обеспечившего все гарнизоны КАУР"а фото-измерительными данными. Коменданты ДОТ"ов производят впечатление толковых, четких и волевых командиров. Служба ПВО и химподготовка поставлены удовлетворительно. Работа электростанции, обслуживаемой взводом (командир взвода т. Аксенов ) 30 отд. прожекторной роты, найдена в отличном состоянии.
В общем видна большая и успешная работа командиров, начальствующего состава и бойцов над дальнейшим ростом своей боевой готовности.
К недочетам отношу:
недостаточную строевую подготовку и выправку частей КАУР"а;
недоработанную службу наблюдения у бойцов и командиров, что неоднократно замечалось при действиях командиров по управлению огнем и пулеметных расчетов;
неудовлетворительную систему по оповещению по тревоге (15 отд. пул. батальон);
слабую натренированность гарнизонов ДОТ"ов по устранению проникших в ДОТ"ы газов;
необеспеченность ДОТ"ов светом и согревающими средствами, хотя то и другое можно было решить на месте путем выдачи каждому ДОТ"у ламп и танковых подогревателей;
отсутствие в большинстве ДОТ"ов перископов, за неимением обсадных труб.
Помимо устранения указанных недочетов, командующему войсками ЛВО т. Белову обратить внимание на усиление подготовки частей КАУР"а к ночным действиям и более частое привлечение полевых войск и штабов для совместных учений в системе укрепленного района.
7-й мотомехкорпус. Поднятый мной по боевой тревоге корпус показал большую мобильность и организованность, - через 1 час боевой состав корпуса находился уже в районе сбора. Оповещение по тревоге передано было быстро. ПВО и ПХО было организовано хорошо и своевременно. Водительский состав работал четко, - было видно, что машина стала послушной в руках водителя. Командиры и начальствующий состав проявили должную распорядительность, хотя имели место и недопустимые вещи, как-то: стремление некоторых командиров шествовать перед танками, указывая им направление движения. Неудовлетворительно обстоит вопрос с выходом танков из лагерного расположения в район сбора по тревоге и отсутствие маскировки сборных районов. В общем, боевая тревога корпуса прошла хорошо для сегодняшнего дня, но мало удовлетворяет требованиям завтрашнего дня. Близость границы должна обязывать весь личный состав корпуса к максимальной бдительности, мобильности и постоянной боевой готовности.
Состояние парков в 19-й мотомехбригаде произвело хорошее впечатление - заметен значительный сдвиг в лучшую сторону в уходе и сбережении машин. Учет эксплоатации машин поставлен вполне удовлетворительно. Состояние вооружения и боевого оборудования боевых машин говорит о том, что 19-я мотомехбригада много сделала по устранению недочетов, отмеченных моим приказом № 027. Командир корпуса т. Бакши заверил меня, что и в остальных частях корпуса сделано не мало по изжитию недочетов. Верю Вам, т. Бакши , и надеюсь, что Вы избавите меня от издания в будущем приказов, подобных приказу № 027. От 7 мотомехкорпуса, укомплектованного сынами пролетариев города Ленина, страна вправе ждать образцовейшей работы!
200-я авиабригада. Проверенные на выдержку в полетах и решении боевых задач некоторые отряды и эскадрильи бригады показали хорошую слетанность, слаженность и маневренность. В лучшую сторону выделялись своими действиями истребители. Командный и летный состав подготовлен удовлетворительно. Неудовлетворительно отработано во всех эскадрильях управление по радио: комсостав слабо владеет кодом, связисты - многословны, передача - крайне медленна. Работа радиосвязи в бригаде обратно пропорциональна скорости полета самолета, а между тем принципом радиоуправления должно быть - "минимум слов - максимум понимания". Начальник связи жалуется на недостаточность внимания к его работе со стороны командования. Что это так, видно по состоянию организации радиослужбы в авиабригаде.
По аварийности бригада, имея достижения в сравнении с прошлым годом, не может, однако, считать, что у нее благополучно. Аварии имели место в бригаде и в этом году, и, самое главное, источники их - лихачество, недисциплинированность, халатность - окончательно еще не изжиты. Работа над воспитанием людей, над выработкой в них любви и уважения к технике, над повышением требовательности к себе и подчиненным - остается главнейшей задачей перед частями бригады в борьбе за безаварийность.
Командование бригады проделало большую работу по подготовке кадров. Высокий уровень подготовленности летчиков был особенно заметен в полетах истребителей. Но успокаиваться на достигнутом никоим образом нельзя, - надо иметь в виду беспрерывный рост техники. Совершенный самолет требует еще более совершенного летчика. Непрестанное совершенствование летного состава должно быть основой всей боевой подготовки в бригаде.
Крупным недочетом в бригаде, хотя это касается и других авиационных соединений, является не совсем равное положение летнабов с летным составом. Летнаб почему-то считается некоторыми товарищами из летчиков работником второго порядка. Ему уделяют меньше внимания и забот, над совершенствованием его мало работают, сам летнаб считает свою должность транплином к должности летчика и т. д. Подобное отношение к летнабу я считаю нетерпимым в Красном воздушном флоте. Пора всем уяснить исключительно важную роль летнаба в работе авиации. Он должен быть хорошо подготовлен и ему должно уделяться не меньше внимания, чем другим категориям летного состава. Впредь о качестве авиасоединений я буду судить не только по состоянию подготовки летчиков, но и летнабов.
Общий вывод по проверке 200-й авиабригады - бригада подготовлена хорошо. Устранив указанные мной недочеты, бригада сможет быть передовой в рядах воздушного флота РККА.
Народный Комиссар Обороны Союза ССР К. Ворошилов .
Вы поступаете в мое распоряжение, - произнес он, не нажимая ни на одно слово в коротком предложении, имевшем по смыслу значение приказа. - Всем сесть и написать родным, что переводитесь на другой фронт и в другую войсковую часть, номер полевой почты пока неизвестен. Приступайте.
Алеша заточил о край стола химический карандаш, я достал пузырек с чернилами. Один Григорий Иванович бездействовал.
У меня нет родных, - заявил он.
Тогда напишите товарищу Сталину… Или он вам - не родной?
Калтыгин как сидел на табуретке, так и продолжал сидеть, не желая подчиняться. На него и раньше накатывали приступы неповиновения, ори на Григория Ивановича, матери его и облаивай - наш командир с места не двигался и рта не раскрывал.
Я - летнаб, - представился всем авиационный, воздушный, но не прозрачный капитан, он же летчик-наблюдатель, и без рывков или движений переместился к табуретке, на которой восседал непокорный Калтыгин. Замер перед ним. И вдруг издал сдвоенный звук, за пределами октав, а затем молниеносно вышиб из-под него табуретку.
Произошло чудо. Калтыгин продолжал сидеть - но не на табуретке, а неизвестно на чем. На воздухе, наверное. Тело покоилось в пространстве уступом. Мы вскочили с лавки и бросились к Григорию Ивановичу, чтоб подхватить его тело. Подсунули руки под его мышки, но командир наш будто окоченел, и только после пронзительного вскрика летнаба мышцы Калтыгина обрели эластичность, а тело - вес.
Как будто ничего не произошло, Григорий Иванович, посаженный на лавку, сказал миролюбиво:
Товарищу Сталину пусть маршалы пишут… Образцы почерка тебе нужны? - деловито осведомился он у нового хозяина, который не счел нужным ему ответить.
Что-то все-таки Калтыгин написал… Под окнами уже стояла полуторка. Мы полезли в кузов, капитан - в кабину. Ехать было удобно, сидели мы на тюфяках, одеялах и подушках. Два часа нетряской езды - и мы въехали в лес. «Пионерлагерь №8 Наркомзема», - прочитали мы на арке. Окна бараков заколочены досками, многоголосый щебет птиц заглушал мотор полуторки, летнаб указал на легкий дощатый домик, где в далекие сладкие времена спали пионервожатые. Мы переоделись в б/у третьей категории, то есть в рванье, подобранное, однако, по росту. Получили красноармейские книжки с татарскими фамилиями. Пищу, сказал летнаб, будут привозить трижды в сутки и оставлять ее у арки, туда же следует сносить пустые котелки и бачки. Оружие применять только для самообороны. Расположение пионерлагеря не покидать. «До завтра!» - крикнул летнаб из отъезжавшей полуторки.
О табуретке, вышибленной из-под него, Григорий Иванович не вспоминал. Да он, наверное, и не знал, что в течение нескольких секунд тело его опровергало все законы физики. Шагом рачительного хозяина обошел он пионерские жилища, заглянул в домик, проверил воду в ручье, развернул карту, сориентировался. До Москвы не так уж далеко, на денек-другой можно отпроситься в столицу.
Во многих гнилых местах - знали мы - перебывал Григорий Иванович Калтыгин, осваивал их успешно, в разные одежды облачался, идучи на задания, к бутафории и бутафориям стал привычен, - и уж ему-то не пристало удивляться превратностям судьбы, тем более что не так-то уж плохо все вокруг выглядело: крыша над головой есть, жратву обещали подвозить, в наркомземовский пионерлагерь этот ни один заброшенный через фронт немец не сунется. Не крындинская изба, конечно, с хозяйскими щами.
Однако Григорий Иванович насупил густые брови, подозвал нас к себе и как-то жалко выдохнул:
Ну влипли!..
Учитель находит Ученика. - Экзамен на аттестат диверсионной зрелости
Летнаба этого мы прозвали Чехом. Никаким авиатором, конечно, он не был, хотя несчетное количество раз подбирал парашютные стропы, мягко опускаясь в намеченной точке земного шара. Служил он, по нашим догадкам, где-то на пересечении трех или четырех наркоматов, должности не имел, а просто консультировал тех, на ком останавливался выбор начальства. Его и Маньчжуром можно было прозвать, что-то восточное проглядывало в облике, в Харбине и Мукдене он бывал, тамошнюю эмиграцию знал досконально. И в Испании воевал, кое-какие испанские словечки проскальзывали в речи, он намеренно обнаруживал некоторые частички своей бурной биографии. Готовя нас к худшему, он рассказал об уязвимых точках главных тюрем Европы, и однажды, повествуя о Панкраце, пражской тюрьме, водя пальцем по схематическому разрезу этого заведения, заметил: «Вот этот коридорчик, запомните, очень любопытный, в конце его - звуковая яма, и что случится за поворотом - здесь не слышно, чем я и воспользовался…» С этого признания и стали мы называть его Чехом.
Поначалу мы видели его редко. Дюжина инструкторов сразу заслонила его, увела в тень. Строго по расписанию приезжали они воспитывать нас. Очень продуктивно научились мы стрелять из всех видов оружия, включая английское и французское, водить автомашины всех марок, познакомились с немецким бронетранспортером. Бывали дни, когда мы не слезали с мотоциклов, сам Чех приезжал на «цундаппе», глушил его, оставлял в кустах неподалеку от домика и возникал вдруг так, что казалось: он и ночевал здесь. После грубой обработки сырого материала Чех приступил к шлифовке подопытного контингента. Мы познали костодробительные и мышцераздирающие приемы при контактах с хорошо вооруженными людьми.
Несколько дней подряд мы ни на секунду не расставались с оружием, мы спали в обнимку с автоматом, мы ели, в одной руке держа ложку, в другой - гранату, мы поливали водой из ручья не столько себя, сколько навешанное на тело оружие, и настал час, когда в разных местах и в разное время сделанное оружие стало как бы рожденным вместе с нами, оно еще придано было нам в утробе матери, мы покидали чрево, оглашая мир младенческим криком и очередью из «шмайссера». За эти три недели мы освоили то, на что в мирное время ушли бы годы, и «шмайссер» стал мне так же привычен, как ученическая ручка с пером «88».
В один из приездов Чех вывалил на стол в домике более сотни железок, разобранные пистолеты всех систем. Он завесил окна накидками, завязал нам глаза и предложил на ощупь собрать из груды металла то, что сможет стрелять. Мы трудились два часа, отличился Алеша, скомплектовав румынский «мобель» и польский «вис». У меня получился «вальтер» и ТТ, успехи Григория Ивановича были скромными - всего «браунинг». Что таилось еще в горе деталей на столе - о сем ведал только Чех.
Кто из нас на что способен - это он узнал скоро, помог ему случай. Чех, возможно, специально подстроил его, когда решил однажды прогнать нас через полосу препятствий, на которой пионеры и пионерки сдавали нормы ГТО. Чех несколько усложнил полосу, разбросав на дистанции бега пустые бочки, мотки колючей проволоки да набив гвоздей в доски и бревна. По пояс голые, мы выстроились, я оказался самым маленьким, был короче Алеши на три сантиметра. С меня и начал Чех, сказав «Алле!» и щелкнув секундомером. Между мною и бревном, первым препятствием, радужными пятнами противно поблескивала лужа, у которой час назад стояла полуторка. Мочить и грязнить в луже брезентовые сапоги свои я не хотел, поэтому обежал ее, взлетел на бревно, побалансировал на нем, спрыгнул, покрутился на перекладине, побежал по трассе, издали примериваясь к доскам, упал, пополз, схватил пустую бочку и бросил ее в яму, бочка стала опорою, я одолел яму, так в нее и не свалившись. «Две минуты сорок три секунды!» - провозгласил Чех, когда я вернулся на исходную позицию. Сказал, однако, что еще пять секунд сброшено будет с моего времени, ведь я бежал первым и Бобриков учтет мои ошибки. «Алле!» - И Алеша рванул вперед. Лужу с блестками нефти он обогнул не справа, как я, а слева, где посуше и потверже, выиграв у меня несколько секунд. О расположении гвоздей на бревне он узнал по частоте моих скользящих шагов, ширину канавы определил заранее по разбегу.
Две минуты тридцать четыре секунды, - констатировал Чех и дал знак следующему, Калтыгину: - Алле!
Две минуты двадцать секунд - определил я заранее время Григория Ивановича, и начало бега подтверждало мой расчет.
Тремя бросками, тройным прыжком Калтыгин перелетел через лужу, напрямик, кратчайшим путем устремляясь к бревну… Восхищение было во взглядах, какими мы обменялись с Алешей. Григорий Иванович перепрыгнул, можно сказать, не столько лужу, сколько психологический барьер, неоглядной смелостью выгадав пятнадцать секунд. На бревно он взлетел так легко, что я загодя укоротил его пребывание на нем секунд на пять и глазам своим не поверил, когда Григорий Иванович, летящий на побитие рекорда, позорно шмякнулся на землю. Бревно ему удалось проскочить только после третьей попытки, а при соскоке с перекладины он кувыркнулся, не устоял на траве и боком повалился на нее.
Алеша горько вздохнул и приподнял ногу. Да я и сам понял уже, в чем ошибка.
Подошвы сапог Григория Ивановича, не пожелавшего огибать лужу, были замочены и заскольжены, те пятнадцать секунд, что выиграл он, растерялись на бревне, загубились частыми падениями на трассе пробега. Более того, он проколол гвоздем ногу.
Итог плачевный: три минуты одиннадцать секунд. Мы сдержанно позлословили над «товарищем Яруллиным» - кажется, под такой фамилией значился Калтыгин у инструкторов. Ждали приговора Чеха.
А тот впал в глубокое раздумье, в отрешение от сегодняшних и завтрашних забот. Он молчал - вжатый в себя, в полном сосредоточении на мысли, имевшей для нас - мы это понимали - решающее значение. Он размышлял - он, равнодушный ко всему, к вещам и людям, человек с особым устройством желудка, потому что никогда не видели мы его потребляющим пищу, - приезжал к нам рано утром, покидал нас поздним вечером, на обед и ужин приглашали мы его, а он всегда отказывался; ладошкой зачерпнет воды из ручья, пополощет ею рот - вот и весь суточный рацион мужчины.
В руке Чеха продолжал тикать запущенный им секундомер, определял он, видимо, скорость чего-то другого. Наконец он щелкнул, выключая его. Поднял на нас глаза. Они, что нас уже не удивляло, бывали голубыми, карими, серыми. «Хорошо…» - промямлили бескровные губы. В этот момент и решилась наша судьба, о чем позднее признался мне Чех. В способе, каким Григорий Иванович преодолевал трудности, им же созданные, наш наставник (и мой Учитель) увидел знамение эпохи, точное и крайнее выражение мудрости времени: всегда и во всем действовать наикратчайшим путем, грубо и прямо, ни в коем случае не учитывая возможных последствий, и чем эти последствия тяжелее, тем лучше для дела, потому что только в безвыходных ситуациях оправдывается подобная логика борьбы и противостояния. Размышляя о нашем будущем, не мог не знать Чех и о том, что группа наша, оставив в болоте пленного живым и отрываясь от немцев, несколько суток молчала. Мы нашли единственно правильное решение, так ни разу не раскрыв рот. Одно лишь то, что мы, такие разные, могли поступать и думать вместе, предопределяло успех. Мы дополняли друг друга, составляя единое целое. В нашей троице воплотился идеальный образ давно лелеемого Чехом всесокрушающего коллектива, где роли каждого, очертившись зыбко, могли исполняться любым. (Лет через тридцать с таким же тщанием тренеры начнут подбирать хоккеистов для ударной тройки нападения.)
Хорошо… - еще раз промолвил Чех и повел меня в лесную чащу. Приказал встать на пенек и раздеться догола, после чего внимательнейше изучил - зрительно, обонятельно и тактильно - мое тело, заглянув даже в задний проход. Прощупал все мышцы, кончики его пальцев касались неровностей моего черепа, поглаживая каждый бугорочек. Десять, пятнадцать минут длилось это штудирование, Чех то приближался ко мне, то отходил, делая круги. Подошвы мои приятно ощущали срез ели, понадобившейся наркомзему и спиленной им. Был полдень 14 июля 1942 года, года еще не прошло с того момента, как я, крохотный листочек, ураганом сорванный с вечнозеленого людского дерева, не раз прибиваясь к земле, не раз же и взмывал к небу, чтоб в нежной духоте воздуха мягко опуститься на косой спил. Музейным экспонатом стоял я на солнцепеке - в младенческой наготе, вдыхая запахи перегретых древесных стволов, ароматы нескошенных трав и внимая рассуждениям Чеха о превосходстве голого человеческого организма над человеческим же телом, с макушки до пят увешанным пулебросающими приспособлениями. На руках сражающихся людей - около пятидесяти миллионов единиц легкого стрелкового оружия. Люди эти стреляют друг в друга, они убийцы, не несущие наказания. Они кажутся себе всесильными. Но они немощны, они безоружны перед человеком с голыми руками. Они мгновенно теряют свои боевые навыки, сталкиваясь с теми, у кого нет ни пистолета, ни винтовки, ни автомата. Они даже стреляют в безоружных не целясь и чаще всего - мимо них. Самую острую опасность для вооруженного человека представляет как раз безоружный, чем надо и пользоваться. У безоружного человека выбора нет, если он, конечно, не стал безоружным ради плена… Мне, внушал Чех, надо сполна использовать отпущенные природою данные, и прежде всего то, что выгляжу я незрелым мальчиком, недоразвитым, никто не видит под моей гимнастеркой превосходной мускулатуры…
Приказано было одеться, что я и выполнил. Теперь мы шли по лесу, не выдавая себя ни шорохом, ни дрогнувшей веткой, ни вспугнутой птицей.
Вот береза, - сказал Чех. - Ты видишь ее, белоствольную, зеленолиственную. Но зажмурь глаза, представь себе, что перед тобою - ель. Представь, вызови в воображении образ ели, держи этот образ в себе и начинай, открывая глаза, вмещать образ в реальную березу. Подмени березу елью. Это трудно. Но тренируйся каждый день. Ты воспитаешь в себе то, что я разовью потом до умения предвидеть, до способности предвосхищать. Тренируйся, учись. И твой противник будет предумерщвлен… Взгляд! Взгляд! - вбивал Чех в меня слова, будто вонзал копья. - Ты должен вогнать в соперника эпизод из ожидаемого тобой будущего, пусть он увидит себя пронзенным пулею, истекающим кровью… Пусть он вступает в схватку с тобою, подавленный мыслью о невозможности победить тебя!..
Девять - утробных, так сказать, - месяцев прослужил я в армии и понимал, что главное в службе - знать, в каком порядке высятся над тобою начальники. Чех был выше всех, и Чех устроил нам изуверский, иного слова не подберешь, экзамен.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
Итак,что имеем: в реальности важнейшая часть любой развед- работы, ошибиться в человеке – это провал операции и гибель всех, кто был с ним связан.
Вышли они, вроде, к своим весной. Дальше их должны доставить в Особый отдел, где они должны были назвать лиц, или подразделение, давшие им задание, которая и должна была приехать с ними разбираться. Дальше, если они провалили задание - трибунал и расстрел, но они могли и оправдаться. А при всей реальности ситуации, их бы не оставили в живых.
Не могу понять,почему Калязин (Меньшов) все таки решил продолжать работу. Хоть его и раскрыли как советского шпиона, он согласился тренировать немецкие диверсионные группы, а всю известную информацию передавать Чеху, как своему другу, который сможет что нибудь придпренять.
Непонятно, как немцы позволили Меньшову, которого они подозревали, или не доверяли полностью, готовить агентов для заброски в тыл, это полная
нелепость.
Непонятно, как Калязин (Меньшов) смог заслужить такое доверие немцев, в реальности, он должен бы сдать всех красных шпионов, или почти всех, с кем был связан. Тут ему назад точно не было ходу, за такое не прощали.
Крым.
Немцы. Из диверсантов под партизан замаскированных.
Бред, диверсанты высаживаются днем! На открытой местности. Где это видано?
Потом парни должны были прыгать в море. Летят. А винт в саломёте не крутится!
Потом, когда они десантировались - у люка появлялись по-простому, без спецсредств, а когда показывали прыжок в воду - все были пристёгнуты к тросу.
Потом показали горы, и непонятный люк в горе, похож на канализационный. И в горах у одного парня на винтовке прицел был современный.
Не, эта серия серия меня убила совсем! Если бы таких партизан сняли бы в Голливуде – махнула б рукой, а вот у наших режиссёров-сценаристов можно смело отбирать диплом, ибо он наверно купленный. Редкостный бред. Такой ляп –про сытых, толстых и тупых партизанов, которые живут в какой-то крепости пренебрегая всеми нормами дымомаскировки (типа, чем дальше в лес - тем толще партизаны). Колхозники Петренко-Мухомора(не запомнила, кто он по фильму) просто отжигают!
Отдельно, конечно, удался бой, где наши доблестные тинейджеры легко уварачивались от пуль, имея за плечами долгий опыт бегания во время дождя между струйками.
Прыганье в воду около скал, встреча немецких парашютистов. Почему никто немцев-то с немецкой стороны не встречал? С фингалами и ножевыми порезами вваливаются к «конкретным» немецко-урочным псевдопартизанам - опять никто ничего не заподозрил.
После, наши герои втроем перестреляли роту немцев и охрану аэродрома, плюс огнем разнесли нафиг небольшой домик. Граната, наверное, попала в ящик снарядов,который немцы хранили в этом домике под кроватью! Причем, Калтыгин называет это- гранатометом, но как мне показалось,что эта штука стреляла фауст-патронами. А когда украли самолет и взлетели, я посмеялась над эпизодом, когда трое неуязвимых суперменов перебили личный состав целого аэродрома, а потом Соколиный Глаз-Филатов, еще торпеду с воздуха подорвал метким выстрелом из винтовки. Ой, я просто снимаю шляпу!!! Торпеда бахнула, и вот они в небе, уходят, фошист-летчик говорит что керасину мало, упадём. Да, керасину таки весьма мало, ибо на саломёте опять винт не крутица! Интересна фраза Калтыгина (Галкина, когда он обвиняет Филатова в том, что тот отпустил Меньшова (Калязина) - сейчас мы были под крылом Лукашина, пили бы водку и щупали баб. А в первой серии, они пили за помин Лукашина.
Дальше эту группу, чтоб бумаг не править, решают считать –нелегальной. Погибшая группа появляется после выполнения задания, которого тоже официально нет. Интересно, как их не расстреляли? Поскольку, видимо, этот вопрос озадачил и создателей фильма, они берут паузу и заставляют наших Дж.Бондов купаться в море и пить чачу. Немцев в этой части Крыма, видимо, не было, потому что куры целы. Из фильма явствует, что наших героев даже на допрос не вызывали в связи с убийством офицера. Расслабилась, «кровавая гебня» на солнечном кавказском побережье. А после поимки, наши герои со словами «Никому не говорите» отдали немецкого шпиона каким-то абхазским кровникам. Ножами будут резать. А часового на метеостанции подкупили самогонкой, или тоже кровники зарезали?
Кавказские традиции:
Кавказская вдова, кидающаяся разнимать мужчин, сдирающая с себя прилюдно платок, хватающая мужчину руками за лицо.
Моющая полы в платье подоткнутом по самое «это самое» в присутствиии чужого мужчины.
Кавказская вдовица с распущенными рыжими волосами уверенно читает карту и показывает по ней как найти метеостанцию - куда смотрит «Смерш»?
Серия выдалась особо слезливая-рыдала весь конец серии, когда Плетнев о матери повествовал, когда потом с Ланой (вдовой)прощались. И тут снова плохие люди взялась за наших героев, вроде бы им снова светит расстрел, Бобриков-то не Бобриков, но они выкрутились– они же герои, герои не тонут. И до конца сериала не потонут точно.
А героя Глкина постоянно представляют заядлым выпивохой. Ну да,он разведчик,а это профессия-нервная.Вернулся - разгрузился. Вышел из запоя - и снова в бой, точнее -в тыл врага.А новобранци!? Набрали каких – то киргизов, которые по-русски «Кырды-бырды..твоя моя не понимай» берут в разведку. Зачем- непонятно. Мало того, великие разведчики Бобриков и Филатов, находясь в разведке, говорят в полный голос в лесу своим подопечным: «Замаскироваться и нечем себя не выдавать». Надо было в рупор проорать. Наши молодци-герои вдвоем решают поймать председателя самостийного немецкого колхоза. Зачем он нужен командованию непонятно. Какие великие секреты он может знать? Великий план поставок яблок и кроликов рейху? Зачем идти на прямое нарушение приказа, ведь это явный и справедливый трибунал.И конечно, вдвоем и почти без оружия, против взвода охраны. Они ведь герои!
И конечно, им опять повезет, и они спасутся. Герои не тонут.Я так и не поняла, зачем председатель убежал в сад, если он увидел наших героев-диверсантов, надо было поднять тревогу, может просто захотел воздухом подышать с автоматом в руках.
Поняла, он тоже герой, точнее по Голливудским стандартам,опасность до последней схватки нюхом чует.
Что имеем дальше: Берлин,приключения великих героев в Германии.
В одном немецком здании (при сьемках использовалось здание Питерских «Крестов») засели сразу три немецких снайпера. Командование решило здание не оцеплять, чтобы не мешать советским солдатам расслабляться, попивая шнапс и прочие благородные напитки, и не посылать к зданию пару танков или самоходок, что бы его превратить в груду развалин- зачем технику зря гонять и снаряды тратить!? А решило оно послать туда трех великих войнов. Все равно их не убьют – решило командование. И точно – не убили. Хотя одному,пуля из карабина точно попала в каску, но отскочила от чугунной головы!
Но тут ототкуда не возьмись, приехал генерал – лейтенант и назначил нашим героям два дня отдыха, хотя война вообще-то кончилась. А может их надо было послать ловить самого Гитлера, от них он точно не сбежал бы! Галкин при вручении ему Красной Звезды, наконец сказал: Служу трудовому народу!..Это уже прогресс!
И ребята стали отдыхать. Григорий Иванович(Галкин) выпил немецкого шнапса, занюхал портянкой и тут то его и заколбасило!. Бобриков же и Филатов,напившись дорогова вина,на «старой квартире» тогоже Бобрикова,пошли выполнять его заветный план-убить фрау Фогель! Супермены идут вершить кровную месть над фрау, но моральный облик им этого не позволяет,он же все таки-Алеша,хороший мальчик-Алеша (в этом месте зрители должны рыдать от умиления)
) Особенно я прибалдела, когда парень в костюмчике цивильном и ППШ по Берлину разгуливает.. А в квартиру к фрау Фогель вообще ввалился и смотрится как гангстер из Чикаго!
Перепугал (я все боялась,что у старой немки по ногам потечет) ее и двух девченок, ну,оно и понятно-у Бобрикова такой облом - всю войну шел он к этой Ляйпциге-штрассе, а пришел – а кайфа никакого! Но зато-в знак благодарности от фрау,наверно,что не убил и не трахнул ее дочек,получил «Мерседес» ее покойного сына. И под именем Рауля Валленберга, решил махнуть в Швейцарию,а денек-другой, наверно на воды,или сыру-швейцарского захотелось с шоколадкой «Альпин Гольд»
Не развед-группа,а какой-то ударный отряд из отмороженных бойцов.
Ладно, смотрим далее.
Берлин выметен, дезодорирован от запаха трупов и тщательно проветрен от дыма.
Калтыгин допивается до белой горячки и просыпаясь, и палит в привидевшихся фрицев.Один он чего стоит! Как беднягу переглючило с похмелья что то!За не имением дурки в полевых условиях,Калтыгина приязывают к койке в госпитале, он же вытрезвитель.Сколько надо было выпить ему, чтобы шмалять втупую по всему, что движется!?
На джипе разъезжает герой Меньшова (тот,каторый в шляпе) в американской форме. Видимо, он теперь выбрал миссию за союзников. Для тех кому не ясно почему меня вывели американцы - американские воиска не успели дойти до Берлина, они встретились с нашими примерно в 150-200 км от Берлина, на Эльбе. Cледовательно,америконцев в Берлине не должно было быть!
Площадь, празднуют взятие Берлина. Народ радуется, пляшут, пьют. Ой, среди толпы пляшет боец Вермахта! Правда без головного убора.Наверное сдался. После он участвовал в драке на сцене. И как интересно-концнрт-прямо на середине площади,сколотили сцену,и переодетые бойци женского пола,пляшую гапак!
Да, не удалось Бобрикову отъехать в Швецарию. Бедный парень. Жизнь абсолютно не научила ничему его, ну захотелось парню с дядькой повидаться (три года войны, а он всё такой же наивный мальчик). И вот возникает вопрос: Швецария,всегда была нейтральной стороной,не учавствовала ни в каких войнах и не была ни чьим союзником,и как интересно,умудрились там найти Бобрикова? Для меня это остается до сих пор загадкой! Как Бобриков в лагерь попал? А почему его не попытались вытащитьот туда?. Сказали бы спец.задание. Зачем Филатова привезли на сборный пункт будущих заключенных,неужели чтобы попрощаться с боевым товарищем?
Собственно, что касается Бобрикова, то с ним наиболее все понятно. Бить будут много и часто.Уже на месте, начальник зоны домогается Бобрикова и устраивает бои без правил.Мне его по человечески жаль…
… А вот куда делась девица, с которой провел ночь Филатов? Она вообще, кто? После просмотра складывается впечатление, что в СССР жили только подонки и стукачи -девушка после бурной ночи любви утром бежит сдавать замечательного парня!
Что такое он выпил, чтобы нести ТАКУЮ чушь (сцена после концерта) Или,она была спецально поставлена кем то,что переодевшись в грузовике, не долго думая, повела его на чужую жилплощадь со всеми заграничными удобствами, включая цветное постельное бельё. А потом куда то делась. Опять в грузовик?
К Филатову подкладывают странного субьекта-Кондратия-который в припадке отдает ему артефакты и называет место тайника. Ночью у него болезнь внезапно сменяется шизофренией, и он бежит закладывать Филатова, не боясь, что его самого отдадут под трибунал за мародерство.
Ну, а совсем не понятен «товарищ», который изъял у Филатова ценности, переданные ему ещё более непонятной личностью по имени Кондратий. И возможно ли находится на лечении в военном госпитале в то время, без каких бы то ни было документов? Ведь если я правильно поняла, у Филатова на момент побега документов при себе не было. Да и с Филатовым перемудрили. Зачем поменяли его данные?! Да, толи сценарист писал сценарий на больную голову, толи режиссёр так снимал. Они явно, чем дальше, тем хуже соображали чего делают. Такого грязного пасквиля на советских бойцов и командиров я еще на нашем ТВ не видела! Были разные люди, но фильм-то-как мне показалось-заточен под одно - показать, что это не армия, победившая очень сильного противника, а полный сброд!
Мараз крепчает. Действие все более удаляется от реальности, логика становится совсем уж размытой. Особа,у каторой работает Филатов, Римма Ивановна, за 500 рублей, «продает» его своей подруге,как быка осеминитела!
Послевоенная жизнь показана,как и весь фильм,со своим бредом.
Посмешил эпизод в поезде, со Скляром и его джазз-бандой, где явно прослеживается сходство сюжета с фильмом «Мы из джаза». По приезду Филатова в Москву, художественный руководитель, с видом мелкого итальянского мафиози, достает для него липовую ксиву.Сразу чувствуется большой опыт и связи.
Сцена в ресторане с пьяным дебошем вообще, не понятна, зачем нужна.
Вечером Филатов совершает очередной подвиг - возвращает девушке краденую сумку с карточками и режет сего бандита его же собственным ножом. Начинается роман! Однако Снаткина (Аня),своими истериками чуть фильм не завалила.
Бобриков решает отвалить с концами, для чего ночью вызывается к начальнику лагеря и требует свести его с Чехом. За что его и отправляет его в карцер. Дают жестяное ведро для естественных надобностей. Начальник чешет репу и мучительно размышляет, в чем был прикол.
При свете дня видно, что это убежище в военном городке. Так же при свете дня видно, что в только что построенном в тайге лагере стоят руины дореволюционной казармы с кирпичными стенами, но ее влом восстанавливать.
«Чех»? Вот не за что бы не додумалась кто это,пока не показали лицо «Казановы»! Оказывается-это он!
На зону приехал летнаб, он же Чех. Бобрикова выпускают из карцера, дают для умывания то же жестяное ведро, что и ему давали для естественных надобностей. Бобриков не брезглив.
Удивила одна вещь-Бобрикова посадили в карцер,где то с суточной щетиной,а выпустили-побритого! Чем брился Бобриков? Об шершавые стены терся чтоль?
Летнаб гнет пальцы, посылает все начальство и лагерный режим.
И Чех, что-то совсем уже видимо из ума выжил, ну нельзя же ему не знать, что рукопожатия запрещены на свиданиях с заключенными. Но,у него ранг и статус-значит-можно!
Поскольку, внезапно накормленному от пуза и напоенному Бобрикову не плохеет, летнаб открывает ему новое задание.
Собственно, побег. Зеков заставляют тащить вышку и уронить ее,проломив забор при этом!. Для этого наверно спецально вышку строили не в том месте, где ставить.
Тем временем, Бобриков и пахан, пользуясь китайской пиротехникой, рвут в лес. При этом они ухитряются наткнутся в на телегу с бюстом вождя! Видимо, без этого их радость была бы неполной.
Жизнь Филатова однообразна и скучна.
Тут к нему приходятс весточкой, что Бобриков в бегах.
После встречи на явочном подвале в имении, Филатов и Бобриков разыскивают Калтыгина. Рассмешила борода Галкина.
Выясняется, что Калтыгин обзавелся семьей, отрастил бороду и на все плюет. При виде Филатова и Бобрикова, у Калтыгина наступает шок и просветление сознания.
После чего долго хвастается своим хозяйством-козлами и бараними...
Странно, при обучении диверсантов в послевоенное время, использовался опыт врагов-японцев. Странно как то...
Поднакачанные Бобриков, Филатов и Калтыгин,после тренировок сенсея-нинзя на генеральской даче,добираются до Ростова.
Ростов. Пахан назначает встречу, за неимением типичного для американского кино заброшенного завода, в развалинах купеческого особняка. Жалуется на беспредел нового поколения и решает: то ли разобраться с конкурентом, то ли фарцануть напоследок за бугром украденными немцами.
В немецкую форму переодевают Бобрикова и Калтыгина. Бобриков ночью проникает за забор никем не охраняемого объекта. Странно, что население не тырит там доски. Переодетого Калтыгина оставляют в машине. Гуськов- классно он пахана сыграл. Главное, что характерно...
И как весело происходила встреча пахана с конкурентом! Хотя жаль - было бы очень эффектно, если бы наши герои в разборке покрошили всех японскими мечами! Но зато в изобилии был арсенал ниндзя. Короче-все умерли.
В советское время нет лучше способа остаться незаметным, чем шастать в немецкой форме. Калтыгина с Бобриковым тоже не переодевают.
И завершающий финал-погрузка ворованых немцев на судно..
Одесса. Немцев, Бобрикова, Филатова и Калтыгина в выглаженной форме переправляют в ящике на иностранное судно.
Кэп на котором - немец, тут же я их вижу на борту парохода «Амур», порт приписки – Архангельск. Но кто меня рассмешил, так это Чех (Казанова)! Он как черт из табакерки вылез от куда то корабле и устраивает встречи с семьями. Короче-новое задание...
К сожалению,сюжет,как бы опять повис в воздухе!
Осталось чувство незавершенности. ..
Да,сценарий опять же-недоделан,много ляпов, но фильм интересный и смотреть можно. Нормально, а насчет достоверности - не мне судить...
Загрузка...