Имя Эмиля Гилельса связывают с эпохой расцвета советского инструментального исполнительства. Он был одним из первых отечественных пианистов, которые стали лауреатами международных конкурсов фортепианного искусства.
Стиль игры Гилельса величественный, торжественный, сам по себе является одним из символов советского искусства.
Память о великом музыканте
Эмиль Гилельс родился в Одессе. Этот город отличается своей неповторимой культурой, особенным, легко узнаваемым колоритом. Здесь из поколения в поколение передаются устные рассказы о знаменитых одесситах, таких как Леонид Утесов, и многие другие. Одним из этих персонажей народных преданий является герой данной статьи.
О нём даже распевали на улицах шуточные песенки во времена, когда он стал знаменитым и покинул родной город. Сейчас же на родине пианиста Эмиля Гилельса есть его именная плита на местной Аллее звёзд.
Его совершенные интерпретации классических произведений музыкального искусства увековечены в записях, произведенных в ведущих студиях мира. Стиль игры Эмиля Гилельса остается современным и в настоящее время, поскольку именно сейчас не хватает той мощи грациозности и точности соблюдения всех нюансов в прочтении шедевров прошлых столетий, которым отличалось его исполнение.
Неповторимый музыкальный почерк
Педагог, занимавшийся с юным Эмилем, когда ему было 13 лет, так впоследствии отзывался о том наборе профессиональных задатков, которыми одарила Гилельса природа. У него от рождения были руки, по которым можно распознать будущего гениального пианиста. Также Эмиль был наделён абсолютным музыкальным слухом и исполнительским чутьем.
Сочетание таких данных, которыми наградил Всевышний этого потрясающего виртуоза, позволило ему впоследствии создать свой неповторимый стиль музыкального исполнительства, названный позже монументальным стилем советской эпохи. Если не вдаваться в специфические подробности, описывающие манеру игры, а говорить языком, понятным для большинства людей, не являющихся профессионалами в данной области, то его специфическую трактовку музыкальных произведений можно описать как энергичную, направленную на создание воодушевляющего и жизнеутверждающего настроения у слушателей.
Многие музыковеды говорят, что творческая индивидуальность исполнителя складывается из таких свойств личности, как характер и темперамент. Если рассмотреть игру такого всемирно признанного виртуоза, каким являлся Гленн Гульд, то можно провести безусловную параллель его манерной, изысканной игры с потрясающим чувством юмора, привычкой держать себя чуть-чуть чудаковато, с ироническим отношением к миру и самому себе. Полной его противоположностью является мировоззрение Гилельса. Пианист считал, что время требует от него особого мощного энергетического посыла.
Связь биографии Эмиля Гилельса с его творчеством
По словам его близких, он был человеком немногословным, серьезным, которому, однако, не было чуждо некоторое ироническое отношение к себе и окружающим людям.
Его высокий рост, крупное, почти атлетическое телосложение полностью соответствуют тому фирменному звуку, которого он добивался, прикасаясь к клавишам своего инструмента. Этот стиль исполнителя являлся отражением его непростой, но в тоже время героической эпохи. Это было время грандиозных строек, зарождения большинства крупных промышленных предприятий Советского Союза. Значительным событием в жизни исполнителя стала Великая Отечественная война, когда он выступал перед сотнями и тысячами солдат на фронте. Вся суровость того времени, а также особенные черты индивидуальности пианиста отразились на его специфическом музыкальном почерке.
Специалисты говорили, что его стиль вобрал в себя всё лучшее, что было в отечественном инструментальном исполнительстве за всю историю существования Советского Союза.
Император клавиш
Самого Гилельса и звук, который он извлекал из фортепиано, можно сравнить по эффекту грандиозности и монументальности, который он производит на слушателя, с личностью Петра Первого. Таким Петр изображён на картине Валентина Серова "Петр Первый". Император - единственный персонаж полотна, который не сгибается под напором сильнейшего приморского ветра, и его гигантская фигура почти в два раза превосходит тщедушные и субтильные изображения придворных из его свиты. Данный эффект производится посредством отсутствия в игре Эмиля Гилельса какого-либо искусственного украшательства, манерности, чрезмерной искусственной красивости. Сдержанность, точность и напористость - вот что отличало исполнительство этого виртуоза.
Как отмечено во многих биографиях, Эмиль Гилельс вёл скромную жизнь, не любил общение с прессой. Те фотографии, которые сохранились в его архивах и которые представлены на обложках дисков, не отличаются позёрством или стремлениям внешними эффектами достичь внимания публики. Кажется, что всей своей жизнью Гилельс добивался того, чтобы сфокусировать внимание поклонников на его музыкальном творчестве, избавив тем самым их от каких-либо других отвлекающих факторов.
Детство музыканта
Гилельс, в отличие от многих своих коллег по сцене, появился на свет не в музыкальной семье, а в семье рабочего. Мать артиста была домохозяйкой и занималась воспитанием сына. Ей удалось привить мальчику любовь к искусству. Эмиль увлекался музыкой, театром, с большим интересом следил за зарождавшимся в то время советским кинематографом.
В очередной раз, проводя параллели с советской эпохой, которая воспитала пианиста, следует упомянуть: год рождения Эмиля Гилельса - 1916-й. То есть он появился на свет незадолго до Великой Октябрьской революции. Младшая сестра пианиста, Елизавета, тоже стала музыкантом. В качестве инструмента она выбрала для себя скрипку.
На доме, где родились одарённые дети, висит мемориальная доска.
Первые творческие успехи
В детстве Миля, как тогда все называли будущего музыканта, был настолько увлечен искусством и всем, что с ним связано, что порою организовывал театральные спектакли, в качестве актеров в которых участвовали ребята соседних дворов. Режиссером же данных представлений неизменно являлся он сам. Первым преподавателем музыки для юного дарования был уже упомянутый в этой статье, известный в то время в Одессе музыкальный педагог Ткач. Заслуга этого учителя была в том, что природные задатки мальчика очень скоро развились настолько, что к подростковому возрасту Эмиль был способен давать небольшие концерты, исполняя классические произведения крупных форм. После окончания музыкальной школы в пятнадцатилетнем возрасте Эмиль Гилельс поступает в Одесскую консерваторию. Одновременно с ним туда сдает вступительные экзамены еще один будущий виртуоз - всемирно известный пианист Святослав Теофилович Рихтер. В отличие от Гилельса, который с легкостью выдержал испытания, Рихтер экзамены провалил. Весь период обучения в консерватории Эмиль продолжал активную концертную деятельность.
Мировая слава
После получения диплома уже снискавший определенную известность в своём городе и в его окрестностях молодой исполнитель уезжает в Москву, где поступает в Московскую консерваторию по классу исполнительства. Его педагогом и наставником в течение 5 лет был известный музыкальный деятель
У него в классе занимался и которого он называл своим любимым учеником, несмотря на его привередливость и некую музыкальную, как он выражался, строптивость.
Уже обучаясь в Одесской консерватории, Эмиль Гилельс стал победителем Всеукраинского конкурса исполнителей. Получая образование в Москве, пианист становился лауреатом всех крупных конкурсов страны. Его творческая деятельность имела поистине огромные масштабы. В гастрольный маршрут входили сотни городов Советского Союза. Он стал одним из первых советских музыкантов и первым пианистом страны, который выступал в Соединенных Штатах Америки.
Звукозапись в творческой биографии Гилельса
Эмиль Григорьевич широко известен своей деятельностью в области звукозаписи. Его интерпретации многих произведений музыкальной классики, в том числе всех концертов Бетховена, были записаны им и сохранены для потомства в потрясающем исполнении.
Он не раз вводил журналистов в заблуждение своей универсальностью. Критики, которые рукоплескали ему как бетховенисту, не знали, что делать, когда в скором времени выходила пластинка с потрясающим исполнением фортепианного концерта Моцарта, где Эмиль с присущим ему блеском играл свою партию.
Семья
Что касается личной жизни Эмиля Гилельса, то пианист впервые женился, еще будучи студентом Московской консерватории, на одной из своих сокурсниц. Первая жена Эмиля Григорьевича скоропостижно скончалась в молодом возрасте. Пианист, не дожив до 30 летнего возраста, остался вдовцом. Второй раз музыкант женился, когда ему было уже за сорок.
Его новая супруга, поэтесса Фаризет Хуцистова, не была профессиональным музыкантом, но с детства увлекалась искусством, в том числе музыкой, и живо интересовалась всем тем, что было связано с исполнительской деятельностью ее супруга. Дочь Эмиля Григорьевича от этого брака - Елена - стала пианисткой. Впоследствии она неоднократно выступала дуэтом со своим отцом.
Универсальный пианист
Исполнительская практика Эмиля Григорьевича Гилельса была также универсальна, как и его стиль, и техника. Он участвовал как в исполнении сольных музыкальных программ, так и играл партии фортепиано в концертах для фортепиано с оркестром различных композиторов.
Также пианист не обходил вниманием фортепианные дуэты и трио. Уже после смерти великого музыканта о творческой биографии и личной жизни Эмиля Гилельса его супруга написала книгу, которая называется «Мой Гилельс».
Правнук Шопена
Эмиль Гилельс скончался в конце восьмидесятых годов, не дожив всего несколько лет до распада Советского Союза - той страны, которая воспитала его, и которую он прославил своей деятельностью. Он был любимым пианистом трех правителей этой державы: Никиты Сергеевича Хрущева, Иосифа Виссарионовича Сталина и Леонида Ильича Брежнева. Наследие артиста включает в себя сотни записанных произведений, от музыки эпохи барокко и до творчества композиторов двадцатого века. Он прекрасно исполнял как Шостаковича, современником которого являлся, так и Баха, и Фредерика Шопена.
У академических музыкантов есть давняя традиция вести свою творческую родословную. То есть каждый студент консерватории или музыкального училища знает, у кого учился его преподаватель, преподаватель его преподавателя и так далее. Например, Александра Николаевна Пахмутова считает себя внучкой Римского-Корсакова, поскольку она училась композиции у Виссариона Шебалина, который, в свою очередь, занимался в классе Николая Андреевича. Следуя подобной логике, Эмиль Григорьевич Гилельс - правнук Шопена.
Знаменательная дата
В прошлом году широко отмечалось столетие со дня рождения пианиста. К этому событию фирма «Мелодия» выпустила коллекцию из пятидесяти дисков исполнителя, включая ранние, малоизвестные записи. В преддверии юбилея внук Гилельса - Кирилл, известный музыкант - дал несколько интервью различным средствам музыкальной информации. Продолжатель знаменитой династии также руководит архивом записей и фото Эмиля Гилельса.
Среди наиболее интересных вопросов о жизни Эмиля Григорьевича, которые журналисты задавали его внуку, был и такой: «Являлся ли Гилельс человеком с веселым характером?». Кирилл ответил, что дед, как любой одессит, ужасно любил анекдоты, но не пошлые. Ему нравились более тонкие шутки. Например, анекдоты на профессиональную тему, касающиеся искусства, культуры.
Пианист, педагог.
Родился 6 октября 1916 года в Одессе. Музыкальную одарённость проявил очень рано: в возрасте 4-5 лет пробовал воспроизвести на рояле всё услышанное. Систематические занятия музыкой начал в 1922 году на Одесских музыкальных курсах. В 8 лет, выступая в концертах, поражал лёгкостью игры и уверенностью, чёткостью ритма. Необыкновенный талант юного пианиста отмечали А. Т. Гречанинов и К. Ф. Данькевич. С 13 лет продолжил обучение в Одесской консерватории у Б. М. Рейнгбальд (1930-35). Впоследствии считал её своим основным педагогом, называл «Учителем с Большой буквы». В 1932 году впервые играл в Московской консерватории. В 1933 году одержал победу на 1-м Всесоюзнном конкурсе музыкантов-исполнителей и выдвинулся в ряды ведущих пианистов страны. Его игру высоко оценили Д. Б. Кабалевский, Я. В. Флиер (считал Гилельса пианистом мирового класса), М. И. Гринберг. В 1935-38 годах совершенствовался в Школе высшего художественного мастерства при Московской консерватории, у Г. Г. Нейгауза. Несмотря на значительные различия в характере дарований и взглядах на искусство, Нейгауз оказал заметное влияние на Гилельса.
Успешно выступив на международных конкурсах пианистов в Вене (1936, 2-я премия) и Брюсселе (1938,1-я премия), начал активно гастролировать за рубежом (ранее концертировал в СССР). Игра Гилельса поражала слушателей мужественной цельностью, захватывающей виртуозностью, красотой фортепианного звучания, особой энергетической силой. С годами искусство пианиста, сохраняя эти черты, постепенно развивалось. Его обширный репертуар включал музыку от эпохи барокко до современности (за исключением произведений И. С. Баха, которые сравнительно редко были представлены в концертных программах Гилельса). Любил играть циклы сочинений, в том числе, «Развитие фортепианной сонаты» Л. ван Бетховена, записал все Концерты для фортепиано с оркестром П. И. Чайковского. Его трактовка фортепианных сонат и концертов В. А. Моцарта, фортепианных концертов Л ван Бетховена, И. Брамса и П. И. Чайковского стали классикой мирового исполнительского искусства. Многие произведения записывались на грампластинки неоднократно — в разные периоды творчества (запись всех фортепианных сонат и вариационных циклов Бетховена не была закончена из-за смерти Гилельса). Первый исполнитель сочинений С. С. Прокофьева, А. И. Хачатуряна, Д. Б. Кабалевского, М. С. Вайнберга. Выступал в дуэтах с Я. И. Заком, Е. Э. Гилелъс, Елиз. Г. Гилельс и Л. Б. Коганом, в трио с Коганом и М. Л. Ростраповичем или С. Н. Кнушевицким, с Квартетом им. Бетховена и Амадеус-квартетом. В последнее десятилетие жизни в его манере появились новые черты — трагизм, философичность, созерцательная лирика. Много играл И. Брамса и Р. Шумана.
К педагогической деятельности относился своеобразно: «Когда я преподаю, то преподаю как музыкант-исполнитель: сопереживаю с учеником. Если в его игре меня что-то не удовлетворяет, я нервничаю, сгораю. Настоящий педагог — педагог по профессии — мудрее меня: ему не нужно думать о концертном репертуаре, не нужно иметь его всегда наготове. Он занят только учениками, может часами возиться с ними, доделывая сочинения технически и эмоционально. Если учитель хороший, он этим довольствуется» (Цит. по: Баренбойм Л. А. С. 148). Вместе с тем в фортепианной педагогике достиг многого. В 1938-76 годах преподавал в Московской консерватории, воспитав таких пианистов, как В. Афанасьев, И. Жуков, О. Иванов, М. Мдивани. От учеников требовал точности, чистоты, продуманности исполнения. Любил сравнивать пианиста с хирургом, который на эстраде «отвечает за жизнь художественного произведения» (Смирнов М. А. С. 171). Существенное внимание уделял работе над гаммами и арпеджио, считая её «тем хлебом, который нужно есть каждый день» (Там же. С. 163). Для развития техники часто использовал упражнения Брамса. Широко прибегая на уроках к методу показа, демонстрировал студентам, главным образом, не те произведения, которые они играли, а контрастные или сходные с ними по характеру. При разучивании новых сочинений использовал медленный, «рабочий», темп, позволяющий контролировать слухом каждую ноту и каждую музыкальную линию. Влияние Гилельса на учеников было огромным. Гилельс — автор статей и воспоминаний.
Был председателем жюри Международного конкурса пианистов им. П. И. Чайковского (1958,1962,1966,1970), член жюри международных конкурсов им. бельгийской королевы Елизаветы (Брюссель) и им. М. Лонг—Ж. Тибо (Париж). Почётный член Лондонской Королевской академии музыки (1969), Музыкальной академии им. Ф. Листа (Будапешт, 1970), Национальной академии «Санта-Чечилия» (Рим, 1980). Награждён тремя орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени, медалями. Лауреат Ленинской (1962) и Сталинской (1946) премии. Герой Социалистического Труда (1976).
Его сестра — Елиз. Г. Гилельс, дочь — Е. Э. Гилельс.
Он рано начал заниматься музыкой, первым его педагогом стал Я. И. Ткач, в свое время учившийся в Париже у знаменитого Рауля Пюньо (учителем же Р. Пюньо был Ж. Матиас - ученик Шопена).
Эмиль Григорьевич Гилельс родился в Одессе 19 октября 1916 года. Он рано начал заниматься музыкой, первым его педагогом стал Я. И. Ткач, в свое время учившийся в Париже у знаменитого Рауля Пюньо (учителем же Р. Пюньо был Ж. Матиас - ученик Шопена). Ткач сразу понял, с каким дарованием он имеет дело. Гилельсу было всего 9 лет, когда педагог написал в его характеристике: "В дальнейшем СССР обогатится пианистом мирового масштаба".
11 июня 1929 года Гилельс дал свой первый сольный концерт. Спустя 50 лет, в 1979 году он отметил это событие концертами в Одесском оперном театре и в Большом зале Московской консерватории.
В 1930 году Гилельс поступил в Одесскую консерваторию в класс Б. М. Рейнгбальд, которую считал своим подлинным музыкальным воспитателем, а через год играл на Всеукраинском конкурсе музыкантов в Харькове. В этом же 1931 году его слушал приехавший на гастроли в Одессу Артур Рубинштейн, впоследствии не раз вспоминавший свою первую встречу с Гилельсом: "Я не нахожу слов, чтобы описать, как он играл. Скажу одно: если он когда-либо приедет в Соединенные Штаты, мне тут нечего будет делать."
В 1933 году на Первом Всесоюзном конкурсе музыкантов исполнителей мало кому известный в Москве шестнадцатилетний юноша опрокинул все прогнозы относительно исхода конкурса. "Хорошо помню - рассказывала пианистка Мария Гринберг, - как он играл Парафразу Листа на тему из "Свадьбы Фигаро" Моцарта и как при последней кульминации весь зал встал." Безоговорочно победив на конкурсе, Гилельс стал знаменит на всю страну. Его хотели слушать повсюду. И он играл много, так много, что для необходимой спокойной работы времени не хватало. И тогда со свойственной ему решительностью молодой пианист прерывает концертные выступления и возвращается в Одессу, к Рейнгбальд. Закончив в ноябре 1935 года консерваторию, Гилельс едет в Москву, в Школу высшего мастерства при Московской консерватории, где его руководителем становится Г. Г. Нейгауз. Вскоре на гастроли в Москву приезжает Отто Клемперер и Гилельс играет с ним Третий концерт Бетховена. Драматург Александр Афиногенов записал в дневнике: Гилельс "прикоснулся к клавишам - и рояль зазвенел чистотой и проникновенностью какой-то. А Клемперер вел оркестр, как бы подстилая его под рояль - создавая мягкий фон исполнителю, от этого рояль выигрывал еще больше, и публика оценила это".
В 1938 году в Брюсселе проходил Международный конкурс пианистов имени Эжена Изаи, престиж которого был чрезвычайно высок, а программа отличалась особой сложностью. Один только перечень имен членов жюри способен привести в трепет любого музыканта: Вальтер Гизекинг, Эмиль Зауэр, Артур Рубинштейн, Робер Казадезюс, Самуил Феинберг, Карло Цекки, Леопольд Стоковский... Состав участников был очень сильным, достаточно сказать, что среди них был Артуро Бенедетти Микеланджели. Гилельс одержал блистательную победу. Эмиль Зауэр, ученик Ференца Листа и Николая Рубинштейна, сказал, что не слышал такого дарования за последние полвека, иными словами - со времени своих великих учителей.
Но не в правилах музыканта было спокойно пожинать плоды успеха - он упорно работает, не давая себе передышки. В том же году остается позади Школа высшего мастерства, и Гилельс начинает преподавать в Московской консерватории. Началась Великая Отечественная война. Гилельс играет в воинских частях, в госпиталях, в тылу; одним из первых едет в блокадный Ленинград. В 1945 году выступает в Потсдаме на конференции глав правительств СССР, США, и Великобритании.
После окончания войны ему выпадает на долю ответственнейшая миссия: впервые представлять во многих странах советское искусство, искусство победившей страны. Так, в 1955 году он первым из советских музыкантов отправился на гастроли в США, где произвел сенсацию.
Шли годы. Концертная деятельность Гилельса обретала глобальные масштабы. Где бы он ни играл - повсюду триумфы становились едва ли не привычным "фоном". Он выступал с самыми прославленными оркестрами и дирижерами, его пластинки вошли в дома миллионов людей. 12 сентября 1985 года Гилельс дал в Хельсинки концерт, оказавшийся последним в его жизни; через месяц, 14 октября, он скоропостижно скончался в Москве.
Гилельс обладал необозримым репертуаром, он был универсален по умению сделать "своей" музыку самых разных эпох и стилей - от Моцарта до Прокофьева, от Бетховена до Стравинского.
Имя Эмиля Гилельса давно вписано золотыми буквами в историю мировой музыки. Это не артист, а само искусство, восторженно писала об Эмиле Гилельсе пресса. Москва открыла этого музыканта в 1933 году. Тогда он, 16-летний, победил на Всесоюзном конкурсе пианистов.
Жюри приветствовало юного музыканта стоя, ведь в 16 лет он уже был пианистом мирового класса. В 1938 году его уровень оценили на конкурсе в Брюсселе. А в числе поклонников оказалась сама королева Елизавета. В день рождения маэстро мы решили побеседовать с его внуком, пианистом Кириллом Гилельсом.
— Кирилл, в этом году исполняется 100 лет со дня рождения вашего великого родственника Эмиля Гилельса. Какие юбилейные мероприятия проводятся в честь этого события? Как сохраняется наследие великого пианиста?
— В немецком Фрайбурге прошёл великолепный фестиваль (уже третий по счёту с 2012 года) с участием маэстро Григория Соколова, Евгения Кисина и Джорджа Ли. В Москве в эти дни открывается экспозиция в Музее-квартире А. Б. Гольденвейзера и в фойе Зала имени Чайковского. Также будут концерты, как в Московской консерватории и филармонии, так и во многих городах нашего Отечества и за его пределами.
В этом году в издательстве “Азбуковник” вышла книга моей бабушки – супруги Эмиля Гилельса Фаризет Гилельс – “Мой Гилельс. Сквозь призму любви” (Сборник её воспоминаний и дневниковых записей).
Наследием пианиста занимается его семья – я и мой папа, зять Эмиля Григорьевича. Помимо работы с архивом и его переводом в цифру, также мы занимаемся и записями исполнений Эмиля Гилельса.
Эмиль Гилельс говорил:
«Мой памятник – мои пластинки: меня не будет, а пластинки останутся».
Наша фирма «Мелодия» сделала фантастический проект – достойнейшую коробку с 50-ю дисками, в том числе с ранее не публиковавшимися записями! Немецкая «Дойче граммофон» также порадовала слушателя своим собранием записей. В общем, юбилей только начинается – и нас ждут ещё многие события!
— Как Эмиль Григорьевич начал заниматься музыкой? Где прошло его детство?
— Детство прошло в Одессе, которая в те годы была сосредоточением культурной жизни, течению которой не помешали ни революции, ни войны.
Заниматься музыкой Эмиль Гилельс начал очень рано – в три года. В доме стоял старый «Шредер» – инструмент, который сразу привлёк маленького Милю. Его поражало звучание инструмента и ритмы, особенно притягивала клавиатура, к которой он своими маленькими руками едва дотягивался. Его желание «подбирать» звуки было настолько сильным – не проходило и дня, чтобы «Миля» не «поиграл». На это обратили внимание музыканты, жившие в доме.
— Эмиль Григорьевич когда-нибудь выступал перед членами правительства? Он как-то характеризовал их? Не волновался ли перед такими выступлениями?
— Довольно часто Эмиль Григорьевич принимал участие в «правительственных» концертах. Дед был вне системы политики, поэтому он не давал комментариев по поводу «особых» слушателей.
Не думаю, что для него имело значение социальное положение слушателя: Эмиль Григорьевич руководствовался соображениями профессиональной совести и своим пониманием артистической миссии.
— В войну Эмиль Григорьевич давал концерты на фронте и в госпиталях, а в 1943 году он выступил в блокадном Ленинграде. Рассказывал ли он об этом?
— Часто рассказывал, в том числе и моему отцу. О концерте и о самой поездке. Как Сталин на приёме, подойдя к Эмилю, сказал –
«Эмиль настоящий герой. Когда он играет – пушки молчат».
— Что за инцидент на концерте в Стокгольме произошёл в 1968 году?
— Это реакция на ввод советских войск в Прагу: западные слушатели, как могли, «бойкотировали» наших артистов. И это также коснулось деда. По требованию Госконцерта артист не мог отказаться от выступления, несмотря на улюлюканье и неприязнь толпы, окружавшую советские дипмиссии.
Подобное творилось и в концертном зале. Дед вышел на сцену, постоял, выслушал свист и крики и с чувством собственного достоинства удалился. Контракт был соблюдён, Госконцерт получил валюту.
— Когда сняли Хрущёва, Гилельс навещал его. Он что-то рассказывал об этом? Понимал ли он, чем это ему может грозить?
— Он был принципиальным человеком и никого не боялся. Конечно же, он всё понимал. И более того, не в связи с Хрущёвым, но неприятности были. Например, когда он отверг запрет Госконцерта на исполнение произведений Стравинского. Тогда Эмиль Григорьевич позвонил министру Екатерине Фурцевой и сказал:
«Может, запретить и Дебюсси, раз Наполеон сжёг Москву?».
— А каков Эмиль Григорьевич был в жизни?
— Честный, принципиальный, отзывчивый и скромный. Ну и замечательный дедушка! Помню, как из поездки в Японию привёз мне машинку (о, какая это была машинка!) и марципановый банан и персик.
Эмиль Григорьевич никогда не отделялся от людей, мог, например, спокойно сходить в магазин за кефиром, не испытывая дискомфорта. При этом он мог поставить на место любого наглеца, и порой для этого хватало лишь взгляда Эмиля Григорьевича.
— Говорят, что Эмиль Григорьевич ценил юмор. Какие-то интересные истории, связанные с этим, вы можете рассказать?
— Любил хорошие анекдоты и умел их рассказывать. Не любил, в отличие от коллег, юмора, задевающего человека, того, что современники мои называют «троллингом». Любил академические литературные анекдоты, исторические ситуации.
— Какие любимые композиторы были у Эмиля Григорьевича? Чьи произведения он любил исполнять?
— Любил Бетховена, Шумана, Моцарта и Брамса. Вообще, Эмиль Григорьевич исполнял музыку конца 18 столетия и до начала 20-го – т.е. от Моцарта до Брамса.
Что касается русской музыки, любил Рахманинова и Прокофьева. Отдельная история – Чайковский, которого Гилельс исполнял циклом (имею в виду его фортепианные концерты, все три).
Один из видных музыкальных критиков высказался однажды, что бесцельно было бы дискутировать на тему - кто первый, кто второй, кто третий среди современных советских пианистов. Табель о рангах в искусстве - дело более чем сомнительное, рассуждал этот критик; художественные симпатии и вкусы людей различны: одним может нравиться такой-то исполнитель, другие окажут предпочтение такому-то... «Но,- продолжал он далее,- не берясь решать, кто в этой блестящей плеяде играет лучше остальных, можно тем не менее установить чье искусство вызывает наибольший общественный резонанс, пользуется наиболее общим признанием в широких кругах слушателей» (Коган Г. М. Вопросы пианизма.-М., 1968. С. 376.) . Подобную постановку вопроса надо признать, по-видимому, единственно верной. Если же, следуя логике критика, говорить об исполнителях, чье искусство пользовалось на протяжении нескольких десятилетий наиболее «общим» признанием, вызывало «наибольший общественный резонанс»,- одним из первых, несомненно, должен быть назван Э. Гилельс.
Творчество Гилельса по справедливости относят к наивысшим достижениям пианизма XX века. Относят и в нашей стране, где каждая встреча с артистом превращалась в событие крупного культурного масштаба, и за рубежом. Мировая пресса неоднократно и со всей определенностью высказывалась на этот счет. «Есть в мире много талантливых пианистов и несколько больших мастеров, которые возвышаются над всеми. Эмиль Гилельс - один из них...» («Юманите», 1957, 27 июня). «Титаны фортепиано, подобные Гилельсу, рождаются раз в столетие» («Майнити симбун», 1957, 22 октября). Таковы некоторые, далеко не самые экспансивные из высказываний о Гилельсе зарубежных рецензентов...
Если вам нужны ноты для фортепиано , поищите их на Notestore.
Эмиль Григорьевич Гилельс родился в Одессе. Ни его отец, ни мать не были музыкантами-профессионалами, но музыку в семье любили. В доме стояло фортепиано, и это обстоятельство, как нередко случается, сыграло не последнюю роль в судьбе будущего артиста.
«В детстве я мало спал,- рассказывал позднее Гилельс.- Ночью, когда все уже стихало, я доставал из-под подушки папину линейку и начинал дирижировать.
Маленькая темная детская превращалась в ослепительный концертный зал. Стоя на эстраде, я чувствовал сзади себя дыхание огромной толпы, впереди в ожидании замер оркестр. Я подымаю дирижерскую палочку, и воздух наполняется прекрасными звуками. Звуки льются сильней и сильней. Форте, фортиссимо!
...Но тут обычно приоткрывалась дверь, и встревоженная мать прерывала концерт на самом интересном месте:
- Ты опять размахиваешь руками и поешь по ночам вместо того, чтобы спать? Ты опять взял линейку? Сейчас же отдай и усни через две минуты!»
Когда мальчику было около пяти лет, его отвели к преподавателю Одесского музыкального техникума Якову Исааковичу Ткачу. Это был образованный, знающий музыкант, воспитанник знаменитого Рауля Пюньо. Судя по воспоминаниям, которые о нем сохранились,- эрудит в части различных редакций фортепианного репертуара. И еще: убежденный приверженец немецкой школы этюдов. У Ткача юный Гилельс прошел множество опусов Лешгорна, Бертини, Мошковского; это заложило прочнейший фундамент его техники. Ткач был строг и требователен в занятиях; Гилельс с самого начала был приучен к работе - регулярной, четко организованной, не знающей ни послаблений, ни поблажек.
«Помню свое первое выступление,- продолжал Гилельс.- семилетний ученик Одесской музыкальной школы, я поднялся на эстраду для того, чтобы сыграть до-мажорную сонату Моцарта. Сзади в торжественном ожидании сидели родители и педагоги. На школьный концерт пришел знаменитый композитор Гречанинов. В руках все держали настоящие печатные программы. На программе, которую я увидел впервые в жизни, было напечатано: «Соната Моцарта исп. Миля Гилельс». Я решил, что «исп.» - это значит испанский и был очень удивлен. Я кончил играть. Рояль стоял у самого окна. На дерево за окном прилетели красивые птицы. Забыв, что это эстрада, я с большим интересом стал разглядывать птиц. Тогда ко мне подошли и тихо предложили поскорее уйти со сцены. Я неохотно ушел, оглядываясь на окно. Так кончилось мое первое выступление» (Гилельс Э. Г. Мои мечты сбылись!//Муз. жизнь. 1986. № 19. С. 17.) .
В 13-летнем возрасте Гилельс переходит в класс Берты Михайловны Рейнгбальд. Он переигрывает здесь огромное количество музыки, узнает много нового - и не только в области фортепианной литературы, но и в других жанрах: оперном, симфоническом. Рейнгбальд вводит юношу в круги одесской интеллигенции, знакомит с рядом интересных людей. Приходит любовь к театру, к книгам - Гоголю, О"Генри, Достоевскому; духовная жизнь молодого музыканта становится с каждым годом все богаче, насыщеннее, разнообразнее. Человек большой внутренней культуры, один из лучших преподавателей, работавших в те годы в Одесской консерватрии, Рейнгбальд многим помогла своему ученику. Она вплотную подвела его к тому, в чем он более всего нуждался. Главное же, всем сердцем привязалась к нему; не будет преувеличением сказать, что ни до, ни после нее Гилельс-ученик не встречал такого к себе отношения... Чувство глубокой признательности к Рейнгбальд он сохранил навсегда.
А вскоре к нему пришла слава. Настал 1933 год, в столице был объявлен Первый Всесоюзный конкурс музыкантов-исполнителей. Отправляясь в Москву, Гилельс не слишком рассчитывал на удачу. То, что произошло, оказалось полной неожиданностью для него самого, для Рейнгбальд, для всех остальных. Один из биографов пианиста, возвращаясь к далеким дням конкурсного дебюта Гилельса, рисует следующую картину:
«Появление на эстраде хмурого юноши прошло незамеченным.
Он деловито подошел к роялю, поднял руки, помедлил и, упрямо сжав губы, заиграл.
В зале насторожились. Стало так тихо, что, казалось, люди застыли в неподвижности. Взгляды устремились на эстраду. А оттуда шел могучий ток, захватывая слушателей и заставляя их подчиняться исполнителю. Напряжение нарастало. Устоять перед этой силой было невозможно, и после финальных звуков «Свадьбы Фигаро» все ринулись к эстраде. Правила были нарушены. Аплодировали слушатели. Аплодировало жюри. Незнакомые люди делились друг с другом своим восторгом. У многих на глазах показались слезы радости.
И только один человек стоял невозмутимо и спокойно, хотя все волновало его,- это был сам исполнитель» (Хентова С. Эмиль Гилельс.- М., 1967. С. 6.)
.
Успех был полным и безоговорочным. Впечатление от знакомства с подростком из Одессы напоминало, как говорили в ту пору, впечатление от разорвавшейся бомбы. Газеты запестрели его фотографиями, радио разнесло весть о нем по всем уголкам Родины. И то сказать: первый пианист, одержавший верх на первом в истории страны состязании творческой молодежи. На этом, впрочем, триумфы Гилельса не кончились. Минуло еще три года - и у него вторая премия на Международном конкурсе в Вене. Затем - золотая медаль на труднейшем соревновании в Брюсселе (1938). Нынешнее поколение исполнителей приучено к частым конкурсным баталиям, теперь не удивить лауреатскими регалиями, званиями, лавровыми венками разных достоинств. В довоенные времена было по-иному. Конкурсов проводилось меньше, победы значили больше.
В жизнеописаниях выдающихся художников нередко акцентируется одна примета, постоянная эволюция в творчестве, безостановочное движение вперед. Дарование рангом поменьше рано или поздно закрепляется на определенных рубежах, талант крупного масштаба не задерживается подолгу ни на одном из них. «Биография Гилельса...- написал однажды Г. Г. Нейгауз, руководивший занятиями юноши в Школе мастерства при Московской консерватории (1935-1938),- замечательна своей неуклонной, последовательной линией роста и развития. Многие, даже очень талантливые пианисты застревают на какой-то точке, дальше которой особенного движения (движения вверх!) не наблюдается. Обратное - у Гилельса. Из года в год, от концерта к концерту его исполнение расцветает, обогащается, совершенствуется» (Нейгауз Г. Г. Искусство Эмиля Гилельса // Размышления, воспоминания, дневники. С. 267.) .
Так было в начале артистического пути Гилельса, то же сохранилось и в дальнейшем - вплоть до последнего этапа его деятельности. На нем, кстати, следует остановиться особо, рассмотреть его поподробнее. Во-первых, он сам по себе на редкость интересен. Во-вторых, сравнительно меньше освещен в печати, нежели предыдущие. Музыкальная критика, прежде столь внимательная к Гилельсу, в конце семидесятых - начале восьмидесятых годов словно не поспевала за художественной эволюцией пианиста.
Итак, что же было характерно для него в этот период? То, что находит, пожалуй, наиболее полное выражение в термине концептуальность . Предельно четкая выявленность художественно-интеллектуального замысла в исполняемом сочинении: его «подтекста», ведущей образно-поэтической идеи. Примат внутреннего над внешним, содержательного - над технически формальным в процессе музицирования. Не секрет, концептуальность в подлинном значении этого слова - том, которое имел в виду Гёте, утверждавший, что все в произведении искусства определяется, в конечном счете, глубиной и духовной ценностью концепции,- явление достаточно редкое в музыкальном исполнительстве. Свойственное, строго говоря, лишь достижениям самого высокого порядка - таким, как творчество Гилельса, у которого везде, от фортепианного концерта до миниатюры на полторы-две минуты звучания, на переднем плане серьезная, емкая, психологически сконденсированная интерпретаторская идея.
Когда-то Гилельс превосходно концертировал; его игра поражала и захватывала технической мощью; правду говоря, материальное тут заметно превалировало над духовным . Что было, то было. Последующие встречи с ним хотелось отнести, скорее, к своего рода беседам о музыке. Беседам с маэстро, который умудрен огромным опытом исполнительской деятельности, обогащен многолетними и все более усложнявшимися с годами художественными раздумьями, придавшими, в конечном счете, особую весомость его - как интерпретатора - высказываниям и суждениям. Вероятнее всего, чувствам артиста было далековато до непосредственности и прямодушной открытости (он, впрочем, всегда был лаконичен и сдержан в своих эмоциональных откровениях); зато была в них и емкость, и богатая шкала обертонов, и скрытая, как бы спрессованная внутренняя сила.
Это давало о себе знать едва ли не в каждом номере обширного гилельсовского репертуара. Но, пожалуй, с наибольшей отчетливостью просматривался эмоциональный мир пианиста в его Моцарте. В противовес легкости, изяществу, беспечной игривости, кокетливой грации и прочим аксессуарам «галантного стиля», примелькавшимся при интерпретации сочинений Моцарта, в гилельсовских версиях этих сочинений доминировало нечто неизмеримо более серьезное и значительное. Негромкий, но очень внятный, скандированно-четкий пианистический выговор; приторможенные, временами подчеркнуто замедленные темпы (этот прием, к слову, все чаще и эффективнее применялся пианистом); величавые, уверенные, проникнутые огромным достоинством исполнительские манеры - в итоге же общий тонус, не совсем обычный, как говорилось, для традиционного истолкования: эмоционально-психологическая напряженность, наэлектризованность, духовная сконцентрированность... «Может быть, история обманывает нас: разве Моцарт - это рококо?- писала не без доли выспренности зарубежная пресса после выступлений Гилельса на родине великого композитора.- Может быть, мы слишком много внимания уделяем костюмам, декорациям, украшениям и прическам? Эмиль Гилельс заставил нас задуматься над многими традиционными и привычными вещами» (Шуман Карл. Южнонемецкая газета. 1970. 31 янв.) . Действительно, гилельсовский Моцарт - будь то Двадцать седьмой или Двадцать восьмой фортепианные концерты, Третья или Восьмая сонаты, ре-минорная Фантазия или фа-мажорные вариации на тему Паизиелло (Произведения, наиболее часто фигурирующие на моцартовской афише Гилельса в семидесятые годы.) - не будил ни малейших ассоциаций с художественными ценностями а la Ланкре, Буше и так далее. Видение пианистом звуковой поэтики автора Реквиема было сродни тому, что вдохновляло в свое время Огюста Родена, автора широко известного скульптурного портрета композитора: тот же акцент на моцартовскую самоуглубленность, моцартовские конфликтность и драматизм, спрятанные иной раз за очаровательной улыбкой, моцартовскую затаенную грусть.
Подобная душевная настроенность, «тональность» чувствований вообще была близка Гилельсу. Как и у каждого крупного, нестандартно чувствующего художника, у него был свой эмоциональный колорит, сообщавший характерную, индивидуально-личностную окраску создаваемым им звуковым картинам. В этом колорите все более отчетливо проскальзывали с годами строгие, сумеречно-затемненные тона, все заметнее становились суровость и мужественность, пробуждавшие смутные реминисценции - коль уж продолжать аналогии с изобразительными искусствами,- связанные с работами старых испанских мастеров, живописцев школы Моралеса, Рибальты, Риберы, Веласкеса... (Один из зарубежных критиков высказал однажды мнение, что «в игре пианиста всегда можно почувствовать что-то от la grande tristezza - великой грусти, как называл это чувство Данте».) Таковы, к примеру, у Гилельса Третий и Четвертый фортепианные концерты Бетховена, его же сонаты, Двенадцатая и Двадцать шестая, «Патетическая» и «Аппассионата», «Лунная», и Двадцать седьмая; таковы баллады, соч. 10 и Фантазия, соч. 116 Брамса, инструментальная лирика Шуберта и Грига, пьесы Метнера, Рахманинова и многое другое. Произведения, сопутствовавшие артисту на протяжении значительной части его творческой биографии, отчетливо демонстрировали метаморфозы, происходившие с течением лет в гилельсовском поэтическом миросозерцании; иной раз казалось, что на их страницы словно бы ложился скорбный отблеск...
Претерпела изменения со временем и сама сценическая манера артиста, манера «позднего» Гилельса. Обратимся, например, к старым критическим отчетам, вспомним, что было у пианиста когда-то - в молодые годы. Была, по свидетельству тех, кто его слышал, «каменная кладка широких и прочных построений», был «математически выверенный крепкий, стальной удар», сочетавшийся со «стихийной мощью и ошеломляющим напором»; была игра «подлинного атлета фортепиано», «ликующая динамика виртуозного празднества» (Г. Коган, А. Альшванг, М. Гринберг и др.). Затем пришло иное. Все менее заметной сделалась «сталь» гилельсовского пальцевого удара, все строже стало браться под контроль «стихийное», все дальше отходил артист от фортепианного «атлетизма». Да и термин «ликование» стал, пожалуй, не самым подходящим для определения его искусства. Некоторые бравурные, виртуозные пьесы зазвучали у Гилельса скорее антивиртуозно - например, Вторая рапсодия Листа, или знаменитая соль-минорная, соч. 23, прелюдия Рахманинова, или Токката Шумана (все это нередко исполнялось Эмилем Григорьевичем на его клавирабендах в середине и конце семидесятых годов). Помпезная у огромного множества концертантов, в гилельсовской передаче эта музыка оказывалась лишенной и тени пианистической лихости, эстрадной бравады. Его игра здесь - как и всюду - выглядела чуть приглушенной в красках, была технически элегантной; движение намеренно сдерживалось, скорости умерялись - все это давало возможность насладиться звуком пианиста, редкостно красивым и совершенным.
Все чаще внимане публики в семидесятые - восьмидесятые годы приковывалось на клавирабендах Гилельса к медленным, сосредоточенно-углубленным эпизодам исполняемых им произведений, к музыке, проникнутой размышлением, созерцанием, философским погружением в себя. Слушатель испытывал здесь едва ли не самые волнующие ощущения: ему отчетливо, въявь видилась живая, открытая, напряженная пульсация музыкальной мысли исполнителя. Видалось «биение» этой мысли, ее разворот в звуковом пространстве и времени. Нечто подобное, наверное, можно было бы пережить, следя за работой художника в его студии, наблюдая за ваятелем, преображающим своим резцом глыбу мрамора в выразительный скульптурный портрет. Гилельс вовлекал аудиторию в сам процесс лепки звукового образа, заставляя ее прочувствовать вместе с собой самые тонкие и сложные перипетии этого процесса. Здесь - одна из наиболее характерных примет его исполнительства. «Быть не только свидетелем, но и участником того необыкновенного праздника, который называется творческим переживанием, вдохновением артиста,- что может доставить зрителю большее духовное наслаждение?» (Захава Б. Е. Мастерство актера и режиссера.- М., 1937. С. 19.) - говорил известный советский режиссер и театральный деятель Б. Захава. Зрителю ли, посетителю концертного зала - не все ли едино? Быть соучастником праздника творческих озарений Гилельса - это значило испытать действительно высокие духовные радости.
И еще об одном в пианизме «позднего» Гилельса. Его звуковые полотна - это была сама цельность, компактность, внутреннее единство. Вместе с тем в них нельзя было не обратить внимания на тонкую, поистине ювелирную выделку «мелочей». Первым (монолитностью форм) Гилельс славился всегда; во втором достиг великой искусности именно за последние полтора - два десятилетия.
Особой филигранностью выработки отличались у него мелодические рельефы и контуры. Каждая интонация была изящно и точно очерчена, предельно заострена в своих гранях, отчетливо «видна» публике. Мельчайшие мотивные изгибы, ячейки, звенья - все было напоено выразительностью. «Уже того, как Гилельс преподнес эту первую фразу, достаточно, чтобы поставить его в число крупнейших пианистов нашего времени»,- написал как-то один из зарубежных критиков. Имелась в виду начальная фраза одной из моцартовских сонат, сыгранной пианистом в Зальцбурге в 1970 году; с тем же основанием рецензент мог бы сослаться на фразировку в любом из произведений, значащихся тогда в перечне исполняемого Гилельсом.
Известно, каждый крупный концертант интонирует музыку на свой лад. По-разному «произносили» музыкальный текст Игумнов и Фейнберг, Гольденвейзер и Нейгауз, Оборин и Гинзбург. Интонационная манера Гилельса-пианиста ассоциировалась подчас с его своеобразной и характерной разговорной речью: скупость и точность в отборе выразительного материала, лапидарность стиля, пренебрежение к внешним красотам; в каждом слове - вескость, значительность, категоричность, воля...
Всем, кому удалось побывать на последних выступлениях Гилельса, они наверняка запомнились навсегда. «Симфонические этюды» и Четыре пьесы, соч. 32 Шумана, Фантазии, соч. 116 и «Вариации на тему Паганини» Брамса, Песня без слов ля-бемоль мажор («Дуэт») и Этюд ля минор Мендельсона, Пять прелюдий, соч. 74 и Третья соната Скрябина, Двадцать девятая соната Бетховена и Третья Прокофьева - все это вряд ли сотрется в памяти тех, кто слышал Эмиля Григорьевича в начале восьмидесятых годов.
Нельзя не обратить внимание, глядя на вышеприведенный перечень, что Гилельс, несмотря на весьма немолодой возраст, включал в свои программы архитрудные сочинения - одни брамсовские «Вариации» чего стоят. Или Двадцать девятая Бетховена... А ведь вполне мог, как говорится, облегчать себе жизнь, играя что-нибудь попроще, не столь ответственное, технически менее рискованное. Но, во-первых, он никогда и ничего не облегчал себе в творческих делах; это было не в его правилах. И во-вторых: Гилельс был очень горд; в пору своих триумфов - тем более. Для него, видимо, важно было показать и доказать, что его великолепная пианистическая техника не сдала с годами. Что он остался тем же Гилельсом, каким его знали прежде. В принципе так оно и было. И кое-какие технические огрехи и неудачи, случавшиеся с пианистом на склоне лет, общей картины не меняли.
Искусство Эмиля Григорьевича Гилельса представляло собой явление большое и сложное. Не удивительно, что оно вызывало подчас многообразные и неодинаковые реакции. (В. Софроницкий говорил когда-то о своей профессии: только то в ней имеет цену, что дискуссионно,- и он был прав.) Помнится, незадолго до кончины Гилельса один из музыкальных критиков, побывав на его выступлении, высказался так: «Настороженность во время игры, удивление, порой несогласие с некоторыми решениями Э. Гилельса [...] парадоксально сменяются после концерта глубочайшим удовлетворением. Все встает на свои места» (Концертное обозрение: 1984, февраль-март//Сов. музыка. 1984. № 7. С. 89.) . Наблюдение верное. Действительно, все в конечном счете вставало «на свои места»... Ибо творчество Гилельса обладало огромной силой художественного внушения, было правдиво всегда и во всем. Да и не может быть иным настоящее искусство! Ведь оно, говоря чудесными чеховскими словами, «тем особенно и хорошо, что в нем нельзя лгать... Можно лгать в любви, в политике, в медицине, можно обмануть людей и самого господа бога...- но в искусстве обмануть нельзя...»