Баллада стала образцом романтического стихотворного произведения, породила множество подражаний и переводов. Так, Жуковский к сюжету стихотворения обращался трижды: в 1808 году он переложил «Ленору» в балладе «Людмила», позднее, в 1808–1812 в балладе «Светлана», и наконец, в 1831-м году перевел более точно под авторским названием.

Русский поэт, один из основоположников романтизма в русской поэзии, переводчик, критик.

Действительный член Императорской Российской академии (1818); почётный член Императорской Академии наук (1827-1841) и впоследствии ординарный академик (1841) по Отделению русского языка и словесности, тайный советник (1841).

Примечательно, что В. А. Жуковский с 1817 года был учителем русского языка императрицы Александры Федоровны, и в 1831 году по ее просьбе В. А. Жуковский сделал третий дословный перевод баллады «Ленора», так как музыкальная баллада «Ленора» готовилась к постановке на сцене нового здания Императорского Александринского театра в 1832 году.

На русском языке «Л.» была переделана Жуковским под названием «Людмила» (1808) и Катениным под названием «Ольга» (1816), на что и намекает Пушкин в статье «Мои замечания об русском театре». Переделка Жуковского приукрасила оригинал; Катенин, наоборот, стремился передать легенду с возможной простотой и грубостью. По этому поводу произошла резкая полемика между Гнедичем, нападавшим на Катенина, и Грибоедовым, выступившим в защиту Катенина против Жуковского.

Ленора

Леноре снился страшный сон,
Проснулася в испуге.
«Где милый? Что с ним? Жив ли он?
И верен ли подруге?»
Пошел в чужую он страну
За Фридериком на войну;
Никто об нем не слышит;
А сам он к ней не пишет.

С императрицею король
За что-то раздружились,
И кровь лилась, лилась... доколь
Они не помирились.
И оба войска, кончив бой,
С музы́кой, песнями, пальбой,
С торжественностью ратной
Пустились в путь обратный.

Идут! идут! за строем строй;
Пылят, гремят, сверкают;
Родные, ближние толпой
Встречать их выбегают;
Там обнял друга нежный друг,
Там сын отца, жену супруг;
Всем радость... а Леноре
Отчаянное горе.

Она обходит ратный строй
И друга вызывает;
Но вести нет ей никакой:
Никто об нем не знает.
Когда же мимо рать прошла -
Она свет божий прокляла,
И громко зарыдала,
И на землю упала.

К Леноре мать бежит с тоской:
«Что так тебя волнует?
Что сделалось, дитя, с тобой?» -
И дочь свою целует.
«О друг мой, друг мой, все прошло!
Мне жизнь не жизнь, а скорбь и зло;
Сам бог врагом Леноре...
О горе мне! о горе!»

«Прости ее, небесный царь!
Родная, помолися;
Он благ, его руки мы тварь:
Пред ним душей смирися». -

«О друг мой, друг мой, все как сон...
Немилостив со мною он;
Пред ним мой крик был тщетен...
Он глух и безответен».

«Дитя, от жалоб удержись;
Смири души тревогу;
Пречистых тайн причастись,
Пожертвуй сердцем богу». -
«О друг мой, что во мне кипит,
Того и бог не усмирит:
Ни тайнами, ни жертвой
Не оживится мертвый».

«Но что, когда он сам забыл
Любви святое слово,
И прежней клятве изменил,
И связан клятвой новой?
И ты, и ты об нем забудь;
Не рви тоской напрасной грудь;
Не стоит слез предатель;
Ему судья создатель».

«О друг мой, друг мой, все прошло;
Пропавшее пропало;
Жизнь безотрадную назло
Мне провиденье дало...
Угасни ты, противный свет!

Сам бог врагом Леноре...
О горе мне! о горе!»

«Небесный царь, да ей простит
Твое долготерпенье!
Она не знает, что творит:
Ее душа в забвенье.
Дитя, земную скорбь забудь:
Ведет ко благу божий путь;
Смиренным рай награда.
Страшись мучений ада».

«О друг мой, что небесный рай?
Что адское мученье?
С ним вместе - все небесный рай;
С ним розно - все мученье;
Угасни ты, противный свет!
Погибни, жизнь, где друга нет!
С ним розно умерла я
И здесь и там для рая».

Так дерзко, полная тоской,
Душа в ней бунтовала...
Творца на суд она с собой
Безумно вызывала,
Терзалась, волосы рвала
До той поры, как ночь пришла
И темный свод над нами
Усыпался звездами.

И вот... как будто легкий скок
Коня в тиши раздался:
Несется по полю ездок;

Гремя, к крыльцу примчался;
Гремя, взбежал он на крыльцо;
И двери брякнуло кольцо...
В ней жилки задрожали...
Сквозь дверь ей прошептали:

«Скорей! сойди ко мне, мой свет!
Ты ждешь ли друга, спишь ли?
Меня забыла ты иль нет?
Смеешься ли, грустишь ли?» -
«Ах! малый... бог тебя принес!
А я... от горьких, горьких слез
И свет в очах затмился...
Ты как здесь очутился?»

«Седлаем в полночь мы коней...
Я еду издалёка.
Не медли, друг; сойди скорей;
Путь долог, мало срока». -
«На что спешить, мой милый, нам?
И ветер воет по кустам,
И тьма ночная в поле;
Побудь со мной на воле».

«Что нужды нам до тьмы ночной!
В кустах пусть ветер воет.
Часы бегут; конь борзый мой
Копытом, землю роет;
Нельзя нам ждать; сойди, дружок;
Нам долгий путь, нам малый срок;
Не в пору сон и нега:
Сто миль нам до ночлега».

«Но как же конь твой пролетит
Сто миль до утра, милый?
Ты слышишь, колокол гудит:
Одиннадцать пробило». -
«Но месяц встал, он светит нам...
Гладка дорога мертвецам;
Мы скачем, не боимся;
До света мы домчимся».

«Но где же, где твой уголок?
Где наш приют укромный?» -
«Далеко он... пять-шесть досток...
Прохладный, тихий, темный». -
«Есть место мне?» - «Обоим нам.
Поедем! все готово там;
Ждут гости в нашей келье;
Пора на новоселье!»

Она подумала, сошла,
И на коня вспрыгнула,
И друга нежно обняла,
И вся к нему прильнула.
Помчались... конь бежит, летит.
Под ним земля шумит, дрожит,
С дороги вихри вьются,
От камней искры льются.

И мимо их холмы, кусты,
Поля, леса летели;
Под конским топотом мосты
Тряслися и гремели.
«Не страшно ль?» -
«Месяц светит нам!» -
«Гладка дорога мертвецам!
Да что же так дрожишь ты?» -
«Зачем о них твердишь ты?»

«Но кто там стонет? Что за звон?
Что ворона взбудило?
По мертвом звон; надгробный стон;
Голосят над могилой».
И виден ход: идут, поют,
На дрогах тяжкий гроб везут,
И голос погребальный,
Как вой совы печальный.

«Заройте гроб в полночный час:
Слезам теперь не место;
За мной! к себе на свадьбу вас
Зову с моей невестой.
За мной, певцы; за мной, пасто́р;
Пропой нам многолетье, хор;
Нам дай на обрученье,
Пасто́р, благословенье».

И звон утих... и гроб пропал...
Столпился хор проворно
И по дороге побежал
За ними тенью черной.
И дале, дале!.. конь летит,
Под ним земля шумит, дрожит,
С дороги вихри вьются,
От камней искры льются.

И сзади, спереди, с боков
Окрестность вся летела:
Поля, холмы, ряды кустов,
Заборы, домы, села.
«Не страшно ль?» -
«Месяц светит нам». -
«Гладка дорога мертвецам!
Да что же так дрожишь ты?» -
«О мертвых все твердишь ты!»

Вот у дороги, над столбом,
Где висельник чернеет,
Воздушных рой, свиясь кольцом,
Кружится, пляшет, веет.
«Ко мне, за мной, вы, плясуны!
Вы все на пир приглашены!
Скачу, лечу жениться...
Ко мне! Повеселиться!»

И лётом, лётом легкий рой
Пустился вслед за ними,
Шумя, как ветер полевой
Меж листьями сухими.
И дале, дале!.. конь летит,
Под ним земля шумит, дрожит,
С дороги вихри вьются,
От камней искры льются.

Вдали, вблизи, со всех сторон
Все мимо их бежало;

И все, как тень, и все, как сон,
Мгновенно пропадало.
«Не страшно ль?» -
«Месяц светит нам». -
«Гладка дорога мертвецам!
Да что же так дрожишь ты?» -
«Зачем о них твердишь ты?»

«Мой конь, мой конь, песок бежит;
Я чую, ночь свежее;
Мой конь, мой конь, петух кричит;
Мой конь, несись быстрее...
Окончен путь; исполнен срок;
Наш близко, близко уголок;
В минуту мы у места...
Приехали, невеста!»

К воротам конь во весь опор
Примчавшись, стал и топнул;
Ездок бичом стегнул затвор -
Затвор со стуком лопнул;
Они кладбище видят там...
Конь быстро мчится по гробам;
Лучи луны сияют,
Кругом кресты мелькают.

И что ж, Ленора, что потом?
О страх!.. в одно мгновенье
Кусок одежды за куском
Слетел с него, как тленье;
И нет уж кожи на костях;
Безглазый череп на плечах;
Нет каски, нет колета;
Она в руках скелета.

Конь прянул... пламя из ноздрей
Волною побежало;
И вдруг... все пылью перед ней
Расшиблось и пропало.
И вой и стон на вышине;
И крик в подземной глубине,
Лежит Ленора в страхе
Полмертвая на прахе.

И в блеске месячных лучей,
Рука с рукой, летает,
Виясь над ней, толпа теней
И так ей припевает:
«Терпи, терпи, хоть ноет грудь;
Творцу в бедах покорна будь;
Твой труп сойди в могилу!
А душу бог помилуй!»

Annotation

Баллада Готфрида Бюргера «Ленора», написанная в 1773 году, стала образцом романтического стихотворного произведения, породила множество подражаний и переводов. Василий Жуковский к сюжету стихотворения обращался трижды: в 1808 году он переложил «Ленору» в балладе «Людмила», позднее, в 1808–1812 - в балладе «Светлана», и наконец, в 1831-м году перевёл более точно под авторским названием.

Считается, что стихотворение «Линор» Эдгара По (1843 г.) было написано под сильным впечатлением от баллады Бюргера, о которой По не раз писал в своих эссе.

«Ленора» Г. Бюргера, «Линор» Э. По и баллады со схожим сюжетом

Готфрид Бюргер

Готфрид Бюргер

Василий Жуковский

Василий Жуковский

Павел Катенин

Павел Катенин

Карел Яромир Эрбен

Клятва верности

Мэтью Грегори Льюис

Карел Яромир Эрбен

Адам Мицкевич

Свидание с мертвым женихом

Оге и Эльсе

Оге и Эльсе

Отрывки из исландской баллады «Вторая песнь о Хельги Убийце Хундинга»

Эдгар Аллан По

«Ленора» Г. Бюргера, «Линор» Э. По и баллады со схожим сюжетом

Имя «Ленора» стало нарицательным в романтизме. Его использует Пушкин:

Как часто ласковая муза

Мне услаждала путь немой

Волшебством тайного рассказа!

Как часто по скалам Кавказа

Она Ленорой, при луне,

Со мной скакала на коне!

- «Евгений Онегин», глава 8, строфа IV

Предания и народные песни, в которых рассказывается о том, как покойник, встав из гроба, пришел за девушкой, любимой им при жизни, известны почти у всех славян и у других народов. Это удивительно широкое распространение одного и того же предания среди народов, разобщенных между собою расстоянием и языками, указывает на глубокую его древность.

Карел Яромир Эрбен - примечание к балладе «Свадебные рубашки».

Готфрид Бюргер

Ленора

Немецкая баллада в переводе Вас. Жуковского

Леноре снился страшный сон,

Проснулася в испуге.

«Где милый? Что с ним? Жив ли он?

И верен ли подруге?»

Пошел в чужую он страну

За Фридериком на войну

Никто об нем не слышит;

А сам он к ней не пишет.

С императрицею король

За что-то раздружились,

И кровь лилась, лилась… доколь

Они не помирились.

И оба войска, кончив бой,

С музыкой, песнями, пальбой,

С торжественностью ратной

Пустились в путь обратный.

Идут! идут! за строем строй;

Пылят, гремят, сверкают;

Родные, ближние толпой

Встречать их выбегают;

Там обнял друга нежный друг,

Там сын отца, жену супруг;

Всем радость… а Леноре

Отчаянное горе.

Она обходит ратный строй

И друга вызывает;

Но вести нет ей никакой:

Никто об нем не знает.

Когда же мимо рать прошла -

Она свет божий прокляла,

И громко зарыдала,

И на землю упала.

К Леноре мать бежит с тоской:

«Что так тебя волнует?

Что сделалось, дитя, с тобой?» -

И дочь свою целует.

«О друг мой, друг мой, все прошло!

Мне жизнь не жизнь, а скорбь и зло;

Сам бог врагом Леноре…

О горе мне! о горе!»

«Прости ее, небесный царь!

Родная, помолися;

Он благ, его руки мы тварь:

Пред ним душой смирися». -

«О друг мой, друг мой, все как сон…

Немилостив со мною он;

Пред ним мой крик был тщетен…

Он глух и безответен».

«Дитя, от жалоб удержись;

Смири души тревогу;

Пречистых тайн причастись,

Пожертвуй сердцем богу». -

«О друг мой, что во мне кипит,

Того и бог не усмирит:

Ни тайнами, ни жертвой

Не оживится мертвый».

«Но что, когда он сам забыл

Любви святое слово,

И прежней клятве изменил,

И связан клятвой новой?

И ты, и ты об нем забудь;

Не рви тоской напрасной грудь;

Не стоит слез предатель;

Ему судья создатель».

«О друг мой, друг мой, все прошло;

Пропавшее пропало;

Жизнь безотрадную назло

Мне провиденье дало…

Описание работы

Цель исследования: выяснить, можно ли считать балладу Жуковского "Светлана" оригинальным произведением?
Задача исследования: доказать, что “Светлана” – оригинальная баллада В.А.Жуковского, которая связана с “Ленорой” Бюргера лишь косвенно, поскольку сюжеты имеют сходную фабульную основу.

1. Введение.
2. Исторические условия создания баллады Жуковского В.А. «Светлана» и баллады «Ленора» Бюргера Г.А.
3. Общее и различное в сюжетах и конфликтах баллад.
4. В чем состоит своеобразие стиля Жуковского?
5. Общее и различное в образах героинь / Ленора и Светлана/.
6. Национальный колорит в «Светлане».
7. Роль пейзажных зарисовок.
8. Смысл сна Светланы. Образы-символы, их значение.
9. Романтические мотивы в балладе «Светлана».
10. Выводы.
11. Список использованной литературы.

Файлы: 1 файл

1. Введение.
2. Исторические условия создания баллады Жуковского В.А. «Светлана» и баллады «Ленора» Бюргера Г.А.
3. Общее и различное в сюжетах и конфликтах баллад.
4. В чем состоит своеобразие стиля Жуковского?
5. Общее и различное в образах героинь / Ленора и Светлана/.
6. Национальный колорит в «Светлане».
7. Роль пейзажных зарисовок.
8. Смысл сна Светланы. Образы-символы, их значение.
9. Романтические мотивы в балладе «Светлана».
10. Выводы.
11. Список использованной литературы.

Введение

В.А.Жуковский проложил дорогу балладе в русской литературе. Не случайно В.Г.Белинский назвал его “Литературным Коломбом Руси”. Жуковский перевел три десятка баллад Шиллера и баллады многих других немецких, английских, шотландских поэтов, преимущественно Скотта, Гете, Саути, Кембелла. Бюргеровскую “Ленору”, как известно, он переводил трижды: вольным переводом в начале своего творчества, в конце снова вернулся к “Леноре”, создав балладу «Светлана». В основе содержания «Светланы» лежит немецкая баллада. Однако можно ли смело читать произведение Жуковского самостоятельным? Ответить на этот вопрос я постараюсь в своем исследовании.

Объектом данного исследования являются баллада В.А. Жуковского «Светлана» и баллада Г.А.Бюргера «Ленора.

Цель исследования: выяснить, можно ли считать балладу Жуковского "Светлана" оригинальным произведением?

Задача исследования: доказать, что “Светлана” – оригинальная баллада В.А.Жуковского, которая связана с “Ленорой” Бюргера лишь косвенно, поскольку сюжеты имеют сходную фабульную основу.

2. Исторические условия создания баллады Жуковского В.А. «Светлана» и баллады «Ленора» Бюргера Г.А.

В.А.Жуковский вошел в историю русской поэзии не только как поэт, но и как балладник. Жанр баллады появился в русской литературе задолго до Жуковского, но именно он сделал его популярным, создав русскую романтическую балладу.

Жуковский был гениальным переводчиком, и главный его переводной жанр- баллада. Жанр баллады пришел из европейских литератур и был связан с историческим преданием, фольклором, народной песней, устной поэтической традицией. Содержанием баллады стали фантастические, исторические или героические предания и мифы.

Следует сказать, что баллады Жуковского - скорее не переводы, а новые литературные произведения. В его переводе меняются сами образы, темы, проблемы, авторские оценки ит.д.

Первая европейская литературная баллада появилась в 1771 году. Это была баллада Г.А.Бюргера «Ленора», основанная на немецких народных легендах о мертвом женихе, забирающем к себе тоскующую невесту. Первая баллада Жуковского «Людмила», написанная в 1808 году, - это вольный перевод бюргеровской «Леноры». Поскольку «Людмила» и «Светлана», написанная позже, - это два произведения, связанные между собой тематикой, проблематикой, системой персонажей, то необходимо сказать несколько слов о первом из этих произведений.

В «Людмиле» Жуковский перенес действие в Россию 16 века, героев немецкой легенды превратил в русских «девиц и юношей», изменил имя героини. В центре авторского внимания находится девушка, возроптавшая на Бога из-за гибели жениха. Постепенно в балладе сгущается атмосфера таинственного, нарастает ожидание чего-то страшного. Людмила ропщет на Бога, несмотря на предупреждение матери и приближение «полночного часа»(в полночь, как известно, вступает в свои права нечистая сила). В результате Людмила была наказана за то, что восстала против Божьей воли: мертвый жених забрал ее с собой в могилу.

Жуковский, видимо, остался недоволен первым вариантом сюжета и почти сразу, в 1808 году, начинает работу над новым вариантом и заканчивает его в 1812 году. В 1813 году «Светлана появляется в журнале «Вестник Европы» с посвящением Александре Воейковой, младшей сестре горячо любимой потом Маши Протасовой. Эта баллада стала более популярной, чем «Людмила», и Жуковского часто называли «певцом Светланы».

Готфрид Август Бюргер (1747-1794) - немецкий поэт периода «Бури и натиска». Сын сельского священника, изучал сначала теологию в Галле, затем право в Геттингенском университете. Двенадцать лет, начиная с 1772 г., прослужил деревенским судьей. Хорошо знал народную жизнь и фольклор. Излюбленным жанром поэзии Бюргера стала баллада. В 1773-1776 гг. создал на материале устного народного творчества такие баллады, как «Граф-разбойник», «Дикий охотник», «Ленора». Последняя из баллад, благодаря переводам П.А.Катенина и В.А. Жуковского, сделала имя Бюргера широко известным в России. Образ Леноры, по словам поэта, заимствован из немецкой песни, которую пели в старину за прялкой. Однако фантастическая фабула этой баллады, восходящей к сказанию о мертвом женихе, встречается в фольклоре многих народов. Согласно древнегреческому мифу, относящемуся к эпохе Троянской войны, Протесилай, в прошлом один из женихов Елены, гибнет первым, сойдя с корабля на землю Трои. Попав в царство мертвых, Протесилай продолжает страстно любить свою молодую жену Лаодамию, на которой был женат всего несколько дней до отправления в Трою. Боги разрешают ему ненадолго вернуться к жене, в то время как Лаодамия, тоскуя по мужу, изготовила из воска его статую и брала ее с собой в постель каждую ночь. Протесилай возвращается в царство мертвых, а отец Лаодамии приказывает сжечь статую. Не выдержав горя, Лаодамия бросается вслед за статуей в костер и погибает. Таким образом, сюжет о мертвом женихе является достаточно древним, Бюргер по своему интерпретирует его в своей балладе, обогащая сюжет национальными чертами. В русской литературе до Жуковского не встречается предание о мертвом женихе. Поэтому, заслуга Жуковского состоит еще и в том, что он обогатил русскую литературы новыми мотивами и образами.

3.Общее и различное в сюжетах и конфликтах баллад.

Рассмотрим сюжеты двух баллад, выделим в них общие черты, и попытаемся выяснить, в чем заключается конфликт каждой баллады, а также, то, каким В.А.Жуковский и Г.А.Бюргер видели жанр баллады.

Время действия «Светланы» - современность, и все происходящее в ней - сон, навеянный сказочной атмосферой святочных гаданий. С первой же строфы читатель погружается в мир народных поверий и ритуалов, которые сопровождают русские зимние праздники:

Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали:

За ворота башмачок,

Сняв с ноги, бросали...

Затем в балладу входит мотив тоски по милому другу. Дальнейшее развитие сюжета ведет к тому, что Светлана с помощью гаданий на зеркале вызывает жениха. Он зовет девушку ехать на венчание. Но уже во время путешествия «сердце вещее» внушает Светлане тревогу. Она удивлена и насторожена долгим жениха. В храме влюбленные видят гроб, и происходит не венчание, а отпевание. Однако кони почему-то проносят молодых мимо храма. Затем из-за поднявшейся метели они сворачивают к одинокой хижине, где жених внезапно исчезает вместе с лошадьми. Светлана входит в хижину и видит гроб с покойником. Покойник оживает, но он не в состоянии причинить вред Светлане, потому что ее спасает молитва перед иконой Спаса. В результате покойник оказывается возлюбленным Светланы, а все происходящее- сном. Затем из чудесного мира героиня возвращается в мир реальный и встречается со своим возлюбленным.

«Сюжет баллады «Ленора» включает в себя исторические события, в которые вплетены фантастические мотивы. В самом начале баллады упоминается битва под Прагой 6 мая 1757 г., в которой прусский король Фридрих II разбил войско австрийской императрицы Марии Терезии. По-видимому, упоминание одного из значительных эпизодов Семилетней войны (1756-1763) придавало балладе современный характер. О возлюбленном Леноры Вильгельме сказано поэтом скупо:

Пошел в чужую он страну

За Фредериком на войну;

Никто об нем не слышит;

А сам он к ней не пишет.

(Пер. В. Жуковского)

Бюргер в балладе оттеняет длительность разлуки Леноры с любимым. Семь лет - срок, достаточно часто встречающийся в фольклоре. Для Жуковского, как и для его читателей, существенно осуждение войны как таковой, которая ассоциировалась в русском сознании с недавней победой над Наполеоном. Автор баллады противопоставляет отчаяние Леноры, которая не находит своего милого в рядах возвращающихся с войны победителей, и радость тех, кто встретил отца, супругу, невесту. Всеобщее ликование усиливает горе героини и толкает ее на отчаянный шаг: не находя сострадания ни у людей, ни у Бога, она проклинает божий свет. Для Леноры утрата возлюбленного равносильна смерти, если погиб он, то и она готова разделить с ним судьбу. Напрасны увещевания матери, которая призывает Ленору смириться. Таким образом, Бюргер в балладе использует еще одну антитезу: бунт дочери и молитвенное смирение матери. Тщетной оказывается попытка матери вызвать ревность Леноры, высказав предположение, что возлюбленный оказался изменником. За потерю жениха Ленора винит только Бога.

На смену реальной действительности возникает страшный фантастический мир. Причем, читателю не ясно, происходит ли это в воображении героини, или же это - темная сторона человеческого бытия. Появление мертвого жениха на коне, скачка с ним будто бы на свадьбу, а оказывается на кладбище - это еще одно испытание Леноры, которое она храбро выдерживает. Разумом она понимает, куда влечет ее жених, но сердце заставляет быть с ним неразлучной.

Во время фантастической скачки местом действия оказывается вселенская бесконечность, время - вечность. В финале баллады Ленора оказывается между жизнью и смертью.

Итак, несмотря на общий мотив, сюжеты баллад отличаются. И прежде всего это проявляется в их концовках. Как известно, для баллады, характерен трагический финал: неблаговидные поступки героев должны быть осуждены, все, что должно произойти, произойдет, казнь свершится, предсказание сбудется, в «Светлане» - все наоборот: героиня невинна, «вещий сон» не сбывается, баллада заканчивается свадьбой главных героев. Традиционные для баллады ужасы - лишь испытание веры Светланы. Ее светлая душа оказывается сильнее ночного мрака, вера и любовь вознаграждаются. По мнению автора, человек не только должен проявлять покорность и смирение, он все же создан для счастья:

О! не знай сих страшных снов

Ты, моя Светлана…

Будь вся жизнь ее светла,

Будь веселость, как была,

Дней ее подруга.

У Бюргера нет изображения смерти Леноры, об этом только упоминается. Однако, несмотря на то, что образ Леноры трактуется как олицетворение самоотверженности и верности, автор напоминает героине о необходимости покорности:

Терпи, терпи, хоть ноет грудь;

Творцу в бедах покорна будь:

Твой труп сойди в могилу!

А душу Бог помилуй!

Перед нами всего лишь наставительная притча. Потому и сказано просто: “Она свет Божий прокляла... и на землю упала”. Дальнейшее случается с героиней потому, что она в своём несогласии восстаёт против Бога.

4.В чем состоит своеобразие стиля Жуковского?

Для Жуковского-романтика становится характерным лиризм особого песенного типа, заметно расширивший выразительные возможности русской лирики: разнообразная гамма настроений в песне и романсе выражается более естественно, более свободно и разнообразно, не подчиняясь строгой жанровой регламентации.
Жуковский проявил себя как художник, стремящийся воссоздать внутренний мир своего героя. Так поэт передает душевные переживания Людмилы: тревогу и грусть по милому, надежду на свидание, скорбь, отчаяние, радость, страх. Образы и мотивы дополняют романтический колорит произведения: ночь, мираж, привидения, саван, могильные кресты, гроб, мертвец.

Романтическому характеру баллады соответствует ее язык. Жуковский часто использует лирико-эмоциональные эпитеты; «милый друг», « безотрадная обитель», «прискорбные очи», «нежный друг». Поэт обращается к своему любимому эпитету «тихий»- « тихо едет», «тихая дубрава», «тихий хор». Для баллады характерны вопросительно-восклицательные интонации: «Близко ль, милый?», «А, Людмила?».

Жуковский стремится придать своему произведению народный колорит. Он использует просторечные слова и выражения - «миновались», «ждет-пождет» и постоянные эпитеты: «борзый конь», «ветер буйный», использует традиционный сказочные выражения.

В балладе «Светлана» Жуковский предпринял попытку создать самостоятельное произведение, опирающееся в своем сюжете на национальные обычаи русского народа. Он использовал древнее поверье о гадании крестьянских девушек в ночь перед Крещением.
Жуковский обнаружил интерес к психологическому миру своих героев. В “Людмиле” и во всех последующих произведениях психологическая обрисовка персонажей становится всё более глубокой и тонкой. Поэт стремится воссоздать все перипетии переживаний Людмилы: тревогу и грусть по милому, ожившие надежды на сладостное свидание и неудержимую скорбь, отчаяние, недоумение и радость, сменяющиеся страхом и смертным ужасом, когда любимый привозит её на кладбище, к собственной могиле.

5.Общее и различное в образах героинь / Ленора и Светлана/.

Главная героиня баллады Жуковского - Светлана. В ее образе Жуковский намечает черты идеального русского женского типа: верность, покорность, кротость, поэтичность. Героиня для автора - «милая Светлана». Но при своей кротости и мягкости Светлана тверда в своей вере в Бога. Она не ропщет на жизнь, как Ленора, а лишь просит ангела-утешителя утолить ее печали о погибшем женихе, потому и судьба ее складывается не так, как у Леноры. Светлана, как и Ленора, тоже с нетерпением ждет встречи с любимым. Она гадает в «крещенский вечерок», надеясь получить желанную весть. Но если «Ленора» нарисована на фоне черной, видимо, летней ночи, то «Светлана» выдержана скорее в белом свете (снег, само имя героини). Кроме того эта баллада наполнена огоньками (огонек свечи, которую зажгла Светлана, начиная гадать, свет в распахнувшихся дверях церкви, свеча в страшной хижине). Это произведение заканчивается счастливо. Также оказавшись в ситуации выбора, Светлана полагается на Бога, а не восстает против него; в результате страшная ночная скачка с женихом оборачивается сном, а утром героиня встречает своего суженого. Отношение автора к тому, что произошло со Светланой, выражается в словах:

О! не знай сих страшных снов
Ты моя Светлана…
Будь, создатель, ей покров!

Леноре снились смерть и кровь,

Проснулась в тяжком страхе.

«Где ты, Вильгельм? Забыл любовь

Иль спишь в кровавом прахе?»

Он с войском Фридриха весной

Померкни, солнце, не свети,

Дай мне во тьму и скорбь уйти,

Не принесут забвенья

Мне райские селенья».

И долго бушевала страсть,

Туманя ум смятенный.

Она кляла святую власть

Создателя вселенной,

Ломала пальцы, грудь рвала,

Но вот сошла ночная мгла,

И выплыли в просторы

Ночных созвездий хоры.

И вдруг, и вдруг, тук-тук, тук-тук!

Донесся топот гулкий.

И будто всадник спрыгнул вдруг

В притихшем переулке.

И тихо, страшно, дзин-дзин-дзин,

У входа звякнул ржавый клин,

И хрипло крикнул кто-то

В закрытые ворота:

«Открой, открой! Иль спать легла,

Иль ждать не стало мочи?

Как встарь, красотка весела

Иль выплакала очи?»

«Вильгельм! В какой ты поздний час!

От слез я не смыкала глаз,

Кляла я свет постылый,

Откуда ты, мой милый?»

«Мы только к полночи встаем,

Мой конь летел стрелою.

Мой новый дом в краю чужом,

Я прибыл за тобою».

«Вильгельм, войди, желанный мой,

Свистит и воет ветер злой,

Так далека дорога!

Согрейся хоть немного!»

«Пусть ветер воет и свистит,

Пусть плачет над полями, -

Мой конь косится и храпит,

Мне места нет меж вами!

Садись, садись же, наконец!

Храпит, храпит мой жеребец,

Сто миль скакать с тобою

Нам к брачному покою».

«Сто миль! А в поле так темно!

Сто миль скакать к постели!

Часы одиннадцать давно

На башне прогудели».

«Живей! Луна встает из тьмы.

Домчимся раньше мертвых мы.

Дорога мне знакома,

Мы скоро будем дома».

«А домик твой красив, высок?

Постелька нам готова?»

«Темь, холодок да семь досок,

Одна доска для крова».

«Не тесно в нем? - «Вдвоем - войдем.

Живей, живей! Открыт мой дом,

Невесту ждем, и вскоре

Все гости будут в сборе».

Красотка - прыг! и, в чем была,

На круп коня порхнула,

И мила друга обняла,

К желанному прильнула.

И свистнул бич, и, гоп-гоп-гоп,

Уже гремит лихой галоп.

И конь, как буря, дышит,

Вкруг дым и пламень пышет

И справа, слева, сквозь кусты,

Гей, гоп! неуловимо

Летят луга, поля, мосты,

Гремя, несутся мимо.

«Луна ярка, не бойся тьмы,

Домчимся раньше мертвых мы.

Красотка, любишь мертвых?» -

«Зачем ты вспомнил мертвых?»

Но что за стон? Откуда звон?

Как воронье взлетело!

Надгробный звон! Прощальный стон:

«Зароем в землю тело».

И хор идет, угрюм и строг,

И гроб на паре черных дрог,

Но песня та сошла бы

За крик болотной жабы.

«Заройте после прах немой

Под звон и стон прощальный!

Спешу с женой к себе домой

Свершить обряд венчальный!

За мной, друзья! Оставьте гроб!

Ступай благословлять нас, поп!

Пой, дьякон, что есть мочи

В честь нашей первой ночи!»

Смолк звон и стон, и гроба нет -

Лишь ветра свист и ропот,

И, точно гром, за ними вслед

Понесся гулкий топот.

Гремит неистовый галоп,

И конь, как буря, дышит,

Вкруг дым и пламень пышет.

Летят деревни и сады,

Летят дома, соборы,

Равнины, реки и пруды,

Леса, долины, горы.

«Дрожишь, дитя? Не бойся тьмы,

Уже догнали мертвых мы!

Красотка, любишь мертвых?» -

«Зачем ты все о мертвых?»

«Взгляни, взгляни: вздымая прах,

Столбами пыль взметая,

Кружит меж виселиц и плах

Полночных духов стая.

Эй, нечисть! Эй! Сюда, за мной!

За мной и за моей женой

К великому веселью

Над брачною постелью!»

И сброд нечистый, хуш-хуш-хуш,

Вослед помчался с треском.

Так ветер злобный в жар и сушь

Свистит по перелескам.

И громче, громче, гоп-гоп-гоп,

Гремит неистовый галоп,

И конь, как буря, дышит,

Вкруг дым и пламень пышет.

Как скачет все в лучах луны,

Как дико скачут дали!

И небеса, увлечены,

Вдогонку заплясали.

«Дрожишь, дитя? Не бойся тьмы!

Домчались раньше мертвых мы!

Красотка, любишь мертвых?» -

«О, боже, что мне в мертвых!»

«Гоп-гоп! Уже истек мой срок.

Кричит петух к восходу.

Гоп-гоп! Порозовел восток.

Мой конь, прибавим ходу!

Близка назначенная цель,

Прими нас, брачная постель!

Не страшны мертвым дали,

Мы быстро прискакали».

И конь, заслышав грозный крик,

Взметнулся в беге яром,

И хлыст ворота в тот же миг

Разнес одним ударом.

Слетел затвор, гремит скоба,

Под бегуном гудят гроба,

И, месяцем облиты,

Мерцают смутно плиты.

Взгляни, взгляни: гремя, звеня,

Хо-хо! свершилось чудо!

Где всадник был, теперь с коня

Ползет гнилая груда,

И лишь скелет верхом на нем,

Скелет с часами и серпом,

Безглазый и безгубый,

Сидит и скалит зубы.

Храпя, поднялся дыбом конь,

И дико морду вскинул,

И с хохотом в провал, в огонь,

Об землю грянув, сгинул.

И вой раздался в тучах, вой

И визг из пропасти глухой,

И, с жизнью в лютом споре,

Приникла смерть к Леноре…

А духи гор, долин и вод

Кружились рой за роем,

Сплетались в мерный хоровод

И выли скорбным воем:

«Терпи! Пусть горестен твой век,

Смирись пред богом, человек!

Прах будет взят могилой,

Еще один вариант начала:
Ленору тяжкий сон томит, Проснулась до рассвета. «Вильгельм, откликнись! Ты убит Иль спишь с другою где-то?» (В.Левик «Избранные переводы», Москва 1977)

Геенна - место вечных мук грешников, ад.

Нам дай на обрученье,
Пастор, благословенье».

И звон утих… и гроб пропал…
Столпился хор проворно
И по дороге побежал
За ними тенью черной.
И дале, дале!.. конь летит,
Под ним земля шумит, дрожит,
С дороги вихри вьются,
От камней искры льются.

И сзади, спереди, с боков
Окрестность вся летела:
Поля, холмы, ряды кустов,
Заборы, домы, села.
«Гладка дорога мертвецам!
Да что же так дрожишь ты?» -
«О мертвых все твердишь ты!»

Вот у дороги, над столбом,
Где висельник чернеет,
Воздушных рой, свиясь кольцом,
Кружится, пляшет, веет.
«Ко мне, за мной, вы, плясуны!
Вы все на пир приглашены!
Скачу, лечу жениться…
Ко мне! Повеселиться!»

И лётом, лётом легкий рой
Пустился вслед за ними,
Шумя, как ветер полевой
Меж листьями сухими.
И дале, дале!.. конь летит,
Под ним земля шумит, дрожит,
С дороги вихри вьются,
От камней искры льются.

Вдали, вблизи, со всех сторон
Все мимо их бежало;
И все, как тень, и все, как сон,
Мгновенно пропадало.
«Не страшно ль?» - «Месяц светит нам». -
«Гладка дорога мертвецам!
Да что же так дрожишь ты?» -
«Зачем о них твердишь ты?»

«Мой конь, мой конь, песок бежит;
Я чую, ночь свежее;
Мой конь, мой конь, петух кричит;
Мой конь, несись быстрее…
Окончен путь; исполнен срок;
Наш близко, близко уголок;
В минуту мы у места…
Приехали, невеста!»

К воротам конь во весь опор
Примчавшись, стал и топнул;
Ездок бичом стегнул затвор -
Затвор со стуком лопнул;
Они кладбище видят там…
Конь быстро мчится по гробам;
Лучи луны сияют,
Кругом кресты мелькают.

И что ж, Ленора, что потом?
О страх!.. в одно мгновенье
Кусок одежды за куском
Слетел с него, как тленье;
И нет уж кожи на костях;
Безглазый череп на плечах;
Нет каски, нет колета;
Она в руках скелета.

Конь прянул… пламя из ноздрей
Волною побежало;
И вдруг… все пылью перед ней
Расшиблось и пропало.
И вой и стон на вышине;
И крик в подземной глубине,
Лежит Ленора в страхе
Полмертвая на прахе.

И в блеске месячных лучей,
Рука с рукой, летает,
Виясь над ней, толпа теней
И так ей припевает:
«Терпи, терпи, хоть ноет грудь;
Творцу в бедах покорна будь;
Твой труп сойди в могилу!
А душу бог помилуй!»

Готфрид Бюргер
Ленора

Немецкая баллада в переводе В. Левика

Леноре снились смерть и кровь,
Проснулась в тяжком страхе.
«Где ты, Вильгельм? Забыл любовь
Иль спишь в кровавом прахе?»
Он с войском Фридриха весной
Ушел под Прагу в смертный бой
И ни единой вести
Не шлет своей невесте.

Монархи вражеских держав,
Устав от долгой ссоры,
Смирили гнев и гордый нрав,
И мир пресек раздоры.
И, зыбля рдяный шелк знамен,
Под пенье, гул, и гром, и звон
Войска, весельем пьяны,
Идут в родные страны.

И вот спешат и стар и млад
На стены, на заставы -
Встречать ликующих солдат,
Любимцев бранной славы.
Здесь муж вернулся, наконец,
Там встречен радостно отец, -
Ах, для одной Леноры
Ничьи не светят взоры!

Она идет, бежит, зовет,
Глядит в глаза героям.
Но кто ж ведет убитым счет
Пред лютым вражьим строем?
Ушли! Теперь ты веришь сну?
И, разметав волос волну,
Она в смятенье диком
На землю пала с криком.

И к ней бежит в испуге мать,
Приникла к ней, рыдая.
«Над нами божья благодать,
Не плачь, не плачь, родная!»
«О мать, о мать, Вильгельма нет,
Постыл, постыл мне божий свет,
Не внял господь Леноре.
О, горе мне, о, горе!»

«Господь, господь! спаси, спаси
Дитя от искушенья!
Господь, ты благ на небеси,
Прости ей прегрешенья!»
«О мать, о мать, всему конец,
Не знает милости творец!
Не помогли молитвы,
Он пал на поле битвы».

«Господь - оплот наш и покров,
Мы все - его созданья.
Вкуси, дитя, святых даров,
Да утолишь страданья!»
«О мать, я не пойду во храм,
Не прикоснусь к святым дарам,
Дары Христа бессильны
Нарушить сон могильный».

«Но если в Венгрии, дитя,
Забыв страну родную,
От веры душу отвратя,
Он в жены взял другую, -
Дитя, тогда забудь о нем,
Ему добра не будет в том:
Душе за грех измены
Не избежать геенны».

«О мать, постыл мне белый свет,
Я брошена в пустыне,
Он смерть оставил мне в завет,
На что мне жизнь отныне!
Померкни, солнце, не свети,
Дай мне во тьму и скорбь уйти!
Навек, навек могила добычу поглотила!»

«Господь, господь! Не будь суров
К твоей рабе несчастной;
Она твоих не слышит слов,
Прости ей гнев напрасный!
Дитя, смири молитвой плоть,
Душе отверзнет рай господь,
К ней в радостные кущи
Придет жених грядущий».

«О мать, на что мне светлый рай,
Что для меня геенна!
Где мой Вильгельм - там светлый рай,
Где нет его - геенна.
Померкни, солнце, не свети,
Дай мне во тьму и скорбь уйти,
Не принесут забвенья
Мне райские селенья».

И долго бушевала страсть,
Туманя ум смятенный.
Она кляла святую власть
Создателя вселенной,
Ломала пальцы, грудь рвала,
Но вот сошла ночная мгла,
И выплыли в просторы
Ночных созвездий хоры.

И вдруг, и вдруг, тук-тук, тук-тук!
Донесся топот гулкий.
И будто всадник спрыгнул вдруг
В притихшем переулке.
И тихо, страшно, дзин-дзин-дзин,
У входа звякнул ржавый клин,
И хрипло крикнул кто-то
В закрытые ворота:

«Открой, открой! Иль спать легла,
Иль ждать не стало мочи?
Как встарь, красотка весела
Иль выплакала очи?»
«Вильгельм! В какой ты поздний час!
От слез я не смыкала глаз,
Кляла я свет постылый,
Откуда ты, мой милый?»

«Мы только к полночи встаем,
Мой конь летел стрелою.
Мой новый дом в краю чужом,
Я прибыл за тобою».
«Вильгельм, войди, желанный мой,
Свистит и воет ветер злой,